Подсолнухи

Все это Тимофей Гаврилович вспоминал на войне. А из последующих годов что сильнее всего запомнилось ему, так это возвращение и как жена встречала его. Довезли на всяких попутных от Пихтовки до Вдовина поздно уже. Ночевал он у Захаркина Ивана Ильича, давнего приятеля своего, а утром сельсоветская подвода повезла дальше его, в свою деревню. Отъехали версты полторы, за пасеку вдовинскую — глядь, из-за поворота к ручью Дарья бежит, узнала ведь от кого-то, что возвращается он. Тимофей Гаврилович соскочил с телеги, кинулся навстречу, нога незажившая подвернулась, и он завалился на бок, пытаясь схватиться за колесо. И как закричала она над ним, ловя руки, чтобы поднять. Вот когда понял он настоящую цену жены своей, Дарьи Степановны, с которой рос на одной улице, которую выбрал из всех тогдашних девок…

Скот, загнанный в летнюю загородку, стоял по колени в грязи, мок, понуро опустив головы. Петра рядом не было, не вернулся еще с обеда. Вид у молодняка был куда как хороший — Петр всё, старательный мужик, он совхозную работу от домашней не отличает. «Ничего, — мысленно сказал Тимофей Гаврилович, обращаясь к скоту, — потерпите, милые. Скоро двор будет готов, загоним в сухое помещение, соломки подстелем, сенца дадим. Переживем зиму, а там опять на вольные травы. Травы много, благодать вам. Отъедитесь, вес нагуляете. Ничего, все будет ладно. Телки коровами станут. Быков на мясокомбинат. В ранешнее-то время быки пошли бы в работу, а теперь… Сохраним, не пропадете. Добрый за вами человек ухаживает, Петр Яковлич. Вот кого должны благодарить своим спасением. Он вас поднял-выходил. А без него бы…»

Тимофей Гаврилович вошел во двор, сбросил дождевик и сразу же принялся за работу. Был бы Витька, пожалуй, закончили бы они сегодня с полом, завтра можно было бы приняться за крышу, но не получилось. Одному ему до вечера с половицами не управиться, как ни старайся. Уж он ли не старается. Да и пораньше надо на часок-другой пошабашить, баню пропускать нет охоты — суббота.

Что там Витька делает в такую хмарь? Славный он человек — веселый, добрый. И в работе нигде не лукавит. Молодой совсем — треть жизни, считай, не прожил. Вот переедет на центральную усадьбу, девку там себе подходящую высмотрит, женится, на свадьбу земляков пригласит, как же. Дети народятся, все пойдет своим чередом у него. Хорошо, что Витька согласился остаться с ними в зиму. А без него хана, делать нечего. Он и в работе первый, дров привезет на тракторе, сена, за хлебом во Вдовино сгоняет. На душе легче, когда такой человек рядом с тобой.

Ничего. Скоро ударят морозцы, снежок выпадет первый, пушистый да легкий, скроет грязь и белую, хрупающую под сапогами, промерзшую уже траву, скроет пни и колдобины, обрядит деревья. Небо поднимется, раздвинется за перелески, куропатки начнут подлетать к огородам, садясь на таловые кусты. Много их зимой, куропачей…

Все так будет, и на душе станет веселее. А работа — что ее бояться, всю жизнь работаем. Света нет — горя мало, при лампах просидим зиму-то одну. Годами, бывало, сидели. А потом подойдут праздники, пригласят друг друга в гости. Соберутся сначала у Тимофея Гавриловича, у Витьки, следом у Петра. И хоть во всех дворах будет поставлено на столы одинаковое почти угощение — холодец, картошка, тушенная с мясом, капуста с брусникой, соленые грузди, соленые огурцы, пироги с различной начинкой, блины, шаньги с творогом, а в рюмки нальют все ту же водку, купленную во вдовинском магазине, — не пойти нельзя: свои, обидятся насмерть. Сядут за стол, выпьют за праздники, за здоровье, поговорят, вспоминая, как отмечали, бывалочи, праздники и при колхозе, и при совхозе, ходили по дворам, гуляя у соседей и родственников. Витька возьмет гармошку свою, привезенную со службы, заиграет плясовую для Петра. Споют «Когда б имел златые горы», и «Бежал бродяга с Сахалина», и «Под окном черемуха колышется», кто-нибудь из баб от выпитого, от пережитого заплачет, ее начнут разом уговаривать, успокаивать — так и вечер пройдет. Утром на работу. Будут ждать Нового года, весны. А дальше видно будет, на центральную ли переезжать, на какую другую ферму. Пока — здесь. Три семьи — не пропадут. Дождь вот только сеет беспрестанно, тоску нагоняет. Ишь, заволокло все…