Подражатель

— Почему бы тебе не попробовать еще поспать? — сказала она, но он не подал виду, что ее услышал. Налив себе кофе, она села возле него, отодвигая две другие книги, чтобы освободить место для своей чашки. — Что читаешь?

— Библию, — ответил Чеймберс, не отрывая взгляда от страницы. — О Давиде и Голиафе, если точнее. — Было слишком рано, особенно для воскресенья, и Ева выглядела совсем растерянной. — Предпоследняя статуя, — объяснил он, болезненно морщась.

— Что такое?

— Просто… я не могу понять… что она значит.

— Я не эксперт, — сказала Ева, отхлебывая кофе, — но это разве не история добра, побеждающего зло, несмотря ни на что?

— «Добро» и «зло» — вещи относительные, — зевнул Чеймберс.

— Тогда это явно предвзятая история о неудачнике, — исправилась она.

— В этом и дело, — сказал он, поворачивая к ней другую книгу, открытую на драматическом изображении мальчика, встретившегося лицом к лицу с ярым противником, пока остальная армия стояла в стороне. — История говорит, что сорок дней подряд великан Голиаф выходил из рядов филистимлян, чтобы вызывать лучших воинов израильтян на поединок один на один, который решил бы итог битвы, и каждый день король Саул отклонял предложение, будучи слишком трусливым и некомпетентным правителем.

— До тех пор, пока молодой пастух Давид не принял вызов, выйдя на поле боя сразиться с великаном, вооружившись лишь рогаткой и пятью подобранными у ручья круглыми камнями. Попав ему точно в лоб, он повалил Голиафа и отрубил ему голову его же огромным мечом… все это во имя Господа.

— В чем проблема? — спросила Ева.

— Проблема в том, что если верить книге под твоим локтем, рогатка может создавать практически такую же энергию, как выстрел из ружья двадцать второго калибра, а это, по сути, означает, что Давид принес пистолет в бой на мечах… «В бой» — неправильное выражение, скорее, на казнь. У бедного гиганта не было шансов.

— Ты говоришь, что неудачником в этой истории на самом деле был Голиаф?

— И расправились с ним соответствующе, — согласно кивая, сказал Чеймберс.

— Ладно. И что это в таком случае значит?

Он оттолкнул увесистую книгу от себя и потянулся за своим почти остывшим кофе:

— Что столкнувшись с неравными шансами в драке, даже Бог не выше того, чтобы схитрить, как все остальные.

Остатки чьей-то индийской еды провоняли комнату для расследований.

— Что здесь происходит? — спросил Чеймберс, держа в руке свой четвертый кофе за день.

— Я не уверена, — ответила Маршалл, с таким же непонимающим выражением лица наблюдая, как Элоиза игриво хлопнула Винтера по руке.

— Ну то есть мне нравится этот парень… — продолжил он, зачарованный видом, — и он как-то раз смешно пошутил, но он же…

— И не говорите.

— А она же…

— Вот-вот!

— Если вы раньше не считали, что она что-то задумала… — Чеймберс многозначительно взглянул на нее. — Неважно… перейдем к убийству? — небрежно спросил он.

— К убийству, — согласилась Маршалл. Она уселась через два пустых сиденья от Уэйнрайт, которая тоже глазела на нелепую парочку, словно пытаясь понять, что она пропустила.

Неудивительно, что между ними осталась доля неловкости: Маршалл знала, что теперь навеки в долгу перед ним, а Чеймберс все еще стыдился своего срыва в университете. Конечно, он сделал только хуже, не узнав ее без обычного яркого макияжа и кожаной одежды на расстоянии трех футов и попросив принести ему сэндвич из столовой.

Все еще морщась от этого воспоминания, он занял место возле таблицы в передней части комнаты.

— Ситуация следующая, — начал он со вздохом. — Я поручил одной из команды просмотреть записи с больничных камер наблюдения, а другие между тем работают над делом Кристофера Райана. Оранжевый фургон оказался тупиком, и мы все еще пытаемся понять, где и когда он добрался до работника из «Толл Оукс». У нас остались две статуи, исчезнувший более двух суток назад великан и кровь Маршалл на месте его пропажи. Я решил снять ее с активной службы для ее безопасности. Она очень недовольна по этому поводу.

— Это правда, — подтвердила для других Маршалл. — Он ведет себя как гиперопекающий, снисходительный придурок.

— Ну я ведь уже говорил. И всем вам следует знать, что мне удалось поболтать с Коутсом прошлой ночью, — добавил он с напускной бравурностью, сознательно избегая встречаться взглядом с Маршалл, которая прекрасно знала, насколько хлипким было его притворство.

— И как там старый хрыч? — спросил Винтер, подыгрывая.

— Хорошо. Хорошо. Как бы там ни было, он сказал, что никого не убивал за прошедшие семь лет. Мы поговорили о погоде, о моей ноге, а потом он поведал мне, как не хотел бы жить ни дня на планете, если на ней нет Элоизы.

— Ну, это мило, — саркастично пробормотал Винтер, хотя судя по выражению лица Элоизы его только что безоговорочно обставил сумасшедший, нарциссический серийный убийца.