Подражатель

— С марта по ноябрь девяносто четвертого. Восемь месяцев. Мы разговаривали в коридорах, когда никого вокруг не было, уединялись на пару минут, улучая момент. Он не хотел, чтобы о нас кто-то знал. У него была паранойя на эту тему, он очень придерживался правил. Наше первое «официальное» свидание было в вечер моего выпускного. — Взглянув на Чеймберса, она скривилась и выдала: — Это уже второй ваш бургер!

— Я на ногах с пяти утра!

— И как бы вы описали Роберта? — продолжила Маршалл, когда обе женщины отодвинулись от пожеванного куска мяса, который Чеймберс случайно выплюнул на стол.

Элоиза снова на какое-то время задумалась.

— Красивый, очаровательный, — начала она и покраснела, словно он только что прошел мимо, отвесив ей комплимент. — Невероятно умный и… пылкий.

— Пылкий? В каком смысле?

— Во всех. Например, он сделал мне предложение всего через три месяца…

Услышав это, Маршалл даже вскинула брови — она предполагала услышать что-то о том, как избранный кавалер будет доказывать, что он ее достоин, а потом окажется в могиле, прежде чем с сожалением признать, что им, возможно, все же стоило пожениться.

— …И после этого предлагал каждый день, — грустно добавила Элоиза. — Тогда мне это казалось романтичным. Теперь я не уверена.

— Вы часто… сближались?

— Воу! Как бы мне ни хотелось поделиться подробностями моей половой жизни с вами и Пожирателем бургеров, я думаю, для начала вам надо сказать мне, по какому это поводу.

— Ваш бывший — серийный убийца, — прямолинейно ответил Чеймберс. — Он убил троих человек в восемьдесят девятом и еще одну молодую девушку — этим утром… отрезал ей руки.

Маршалл взглянула на него так, словно он сошел с ума.

— Ну что? — спросил он, беря порцию жареной картошки. — Это все равно скоро будет во всех новостях.

Элоизе потребовалось несколько секунд, чтобы осмыслить, но затем она просто кивнула в ответ.

— Извините, — начала Маршалл, — но как кто-то, проведший восемь месяцев своей жизни с этим человеком, вы не выглядите особо шокированной.

— И как кто-то, закончивший эти отношения и приложивший все усилия, чтобы попытаться никогда больше не видеть этого человека… я не шокирована.

— Попытаться? — спросила Маршалл.

— Роберт все еще время от времени связывается со мной, шлет письма… цветы. Я просто его игнорирую.

— Когда был последний раз?

— Я не знаю. Несколько месяцев назад, — пожала плечами она.

— Значит, у вас были подозрения на его счет?

— Была только одна мелочь, — сказала Элоиза, глядя в окно, словно наблюдая, как на улице разворачивается эта история. — Он стал чаще оставаться у меня. Между нами все было хорошо. Мы были счастливы. Но каждую ночь я слышала какое-то царапанье в стенах, словно что-то скреблось у изголовья кровати.

— Мышь? — спросила Маршалл.

— Ну да. И что вы делаете, когда у вас заводятся мыши? Вы покупаете мышеловки. Именно это я и сделала, взяла даже не гуманную, из тех, где их можно поймать и отпустить на волю. Я выбрала нормальную, с металлической перекладиной на пружине, такую, что раздавит насмерть. Я хотела, чтобы существо умерло… пока одним утром не заметила, что мышеловка сработала.

— Я спустилась вниз, вошла на кухню и никогда не испытывала к себе большего отвращения, чем в тот момент, видя крохотное безобидное животное, прижатое, но все еще корчащееся в муках. Мне просто захотелось отмотать время назад, вылечить его, построить уютный маленький домик в стене, поставить туда маленький фонарик. Сейчас, когда я вспоминаю об этом, мне кажется, что его шуршание было успокаивающим. Оно значило, что я никогда не была по-настоящему одна.

В общем, Роберт явно только ее обнаружил и решил закончить страдания бедняжки, пока я не расстроилась. Я как раз собиралась выскользнуть из комнаты, когда увидела, как он достает нож для сыра из ящика. Такой очень острый, закругленный, с двумя остриями на конце, знаете? И тогда я заметила два других ножа на рабочем столе, оба измазанные кровью. Я охнула, и он повернулся ко мне. Он ничего не сказал… просто стоял с непроницаемым лицом и мертвым взглядом. Я как будто впервые его увидела… Его настоящего.

Знаете, когда ребенок отрывает крылья у стрекозы? Это жестокий акт доминирования, обычно списываемый на «нормальное детское любопытство», оправдываемый неспособностью развивающегося ума понимать последствия, принятием своего места в природе, — сказала она, превратившись из легкомысленной дурочки в образованную выпускницу университета, трансформируясь так же кардинально, как и сам Роберт Коутс при смене своих личин. — Это было похоже… Не то чтобы ему нравилось издеваться над крохотным животным, скорее, ему это было нужно.

У Чеймберса пропал аппетит, и он отложил недоеденный гамбургер обратно на обертку.

— Вы заявляли об этом? — спросила Маршалл.

— Куда? — нетерпеливо спросила Элоиза. — В полицию? И что конкретно я бы им рассказала — про уже умиравшую мышь и странный взгляд? Я не думаю, что они бы послали на это вертолеты.

Маршалл выглядела немного пристыженной.