Подполье на передовой

- Надо порьядок. Как это? Устав. Готовьте его. Мы рассмотрим и утвердим. Вы будете следить, чтобы все было, как в уставе. И работать. И чтобы были овощи. Машин нет. Коней нет. Ничего нет. Работай мускул. И все. А завтра... - Райх посмотрел на часы, - утром, десять ноль-ноль жду вас с уставом. До звидания.

Кроликов с трудом поднялся из кресла и, кланяясь и пятясь, поспешно исчез. Конечно, он не знал, что такое представительное общество собралось у коменданта в доме № 46 не ради него, а просто на очередную попойку. Не знал Кроликов, что взбешенные неудачами гитлеровцы до его прихода успели перегрызться, осыпая друг друга упреками и угрозами, пытаясь переложить вину и ответственность за свои неудачи и на что угодно и на кого угодно. Что "маленький водевиль", как его назвал Гофман, разыгранный над шефом полиции, доставил им некоторое удовольствие и рассеял дурное настроение. Не знал, что мефодиевский староста успел побывать у коменданта и доложить о том, что Кроликов не разрешил организовать общину и что это неправильно, потому что новороссийцы горят желанием оказать помощь доблестным войскам фюрера. Не знал шеф полиции, что к этому времени уже действовало секретное предписание Розенберга "О новом аграрном строе". В нем говорилось, что "каждый землевладелец, который по своему поведению окажется достойным, может получить землю". На закрытом совещании министерства по делам оккупированных восточных областей Альфред Розенберг сказал, что "..ложные области и Северный Кавказ должны будут послужить для выравнивания немецкого продовольственного положения. Мы отнюдь не признаем себя обязанными за счет этих плодородных районов кормить также и русский народ".

А в 1942 году в циркулярном письме сельскохозяйственного отдела немецко-фашистской армии на Северном Кавказе предписывалось следующее:

"Иметь в виду, что весной 1943 года нельзя рассчитывать на конную тягу и тракторные работы, а нужно готовить повсеместно рабочую силу. Для весенне-полевых работ необходимо сейчас же заготовить в большом количестве маленькие плуги, которые тянутся людьми". Эрих Райх и имел в виду это предписание, когда говорил Кроликову, что надо рассчитывать на мускульную силу русских рабов.

И еще не знал Кроликов, что в это самое время Островерхов, сидя в теплой комнате на окраине Мефодиевки, детально обсуждал устав будущей общины с Василием Ивановичем Чехом. Островерхов давно знал Василия Ивановича. Впервые они встретились в 1918 году после того, как Степан Григорьевич вместе со своими товарищами устроили в Новороссийском порту переполох - корабль французский взорвали. Чех в те годы пошел служить на флот. С корабля сошел только в 1924 году. Да больше в море не ходил: сел на землю, занялся огородничеством. В 1930 году, когда организовали в Новороссийске колхоз, вступил в него Василий Иванович Чех.

До 1941 года он работал бригадиром-огородником в колхозе имени Кирова, а в сентябре ушел на фронт. До августа 1942 года сражался в рядах Красной Армии. Был ранен, подлечился в госпитале и снова на передовую. Но в бою под станицей Белореченской, контуженный взрывом бомбы, попал в плен. В лагере для военнопленных немного оправился от контузии и в конце сентября бежал. Поскитавшись в прифронтовой полосе и не сумев пройти к своим, направился в Новороссийск. Город уже был захвачен гитлеровцами. Василий Иванович до поры до времени сиднем сидел дома. Семья кормилась тем, что Фаине Карловне удавалось выменять на домашние вещи. Степан Григорьевич присматривался к Чеху внимательно. И вот пришел к нему с предложением организовать в Мефодиевке сельскохозяйственную общину.

- Этим мы спасем многих людей от немецкого рабства, - сказал ему Островерхов.

Долго мороковали над уставом общины.

- Прежде всего, Василий Иванович, надо вписать в устав положение о том, что члены общины освобождаются от мобилизации на строительство, оборонительных сооружений, от работы на промышленных предприятиях, от эвакуации и угона в Германию.

- Не согласятся они на это, Степан Григорьевич.

- Согласятся. Надо, чтобы согласились. Тут главное - как написать...

- Да, это так,- посерьезнев, согласился Чех. - Ну, а все-таки, что же дальше-то? Ну, создадим общину, насажаем луку да петрушки. А потом?.. А все же ты мне объясни хоть в общем, для чего ты все это затеваешь?

Островерхов задумался.

- Много я тебе не скажу, Василий Иванович, потому сам еще не знаю. Но главную задачу вижу в том, чтобы спасти людей наших от угона в рабство. А там видно будет, что дальше делать.

Чех понял, что Островерхов чего-то не договаривает, но настаивать не стал. Решил: надо будет - сам скажет.

Островерхов действительно не все сказал будущему старосте общины. "Поработаем, присмотримся друг к другу, посоветуемся с товарищами и решим", - мысленно рассуждал он.

- Так что, говоришь, Кроликов кричал? - спросил Островерхов, переводя разговор на другое. - Коммуны, говорит, захотели?

- Да, - усмехнулся Чех. - Испугался коммуны. Может, говорит, тебе туда еще и парторга назначить?

- Парторга? - Островерхов захохотал. - Про комсорга забыл?