Подпасок с огурцом

Приближаются решающие минуты сделки, и пора "запудрить мозги" клиентке. Альберт открывает книгу на разделе "Коммен-тарии" и читает:

-- Изображение цыганки Вари Паниной, хорошо известной своим дивным голосом. Несмотря на редкостно некрасивое лицо, она привлекала многочисленных поклонников в загородный ресторан "Яр". Жертва неразделенной любви к офицеру гвардии, Панина приняла яд и умерла перед гвардейцем на эстраде, испол-няя романс "Мое сердце разбито".

-- Надо же! -- Руднева роняет неопределенный смешок и берет портсигар, который собирается купить. -- Он мне нравится, Альберт, но цена невозможная!

-- Я предупреждал: Фаберже -- это серьезно. Ты взвесь на руке -- какая сладкая тяжесть. А работа? Не работа -- сон! Удосто-верься -- проба и клеймо.

Он подает Рудневой лупу, та изучает портсигар. Альберт опять прибегает к "Искусству Фаберже".

-- Вот полюбуйся, точно такой портсигар в коллекции леди Таркс. А леди, как известно, это жена лорда. На международном аукционе...

-- Я не леди, и мы не на международном аукционе. Так что делим твою цену пополам, и с этой суммы начинаем торговаться.

-- Но мы и не на барахолке, дорогая моя!

-- Ах, перестань, Альберт, я не маленькая. Что за покупка без торговли!..

На кухне курят и спорят о краже в краеведческом музее.

-- Я слышал в другой редакции, -- авторитетно заявляет плот-ный мужчина в очках. -- Пришли трое в масках, сторожа связали, директору нож к горлу -и он сам все поснимал и отдал. Полотен пятнадцать, кажется, мирового значения имена!

-- Брехня, не верю, -- говорит лощеный красавец средних лет, художник Цветков.

-- Но, представьте, кто замешан -- Кипчак! Его таскают на Петровку!

-- Меня тоже вызывали на Петровку, а я ж не замешана, -- возражает Муза.

-- Тебя вызывали? -- подскакивает Тамара. -- Музочка, расска-жи!

-- Нет, просили не разглашать.

Она нетерпеливо посматривает на закрытую дверь спальни.

-- А я говорю -- брехня! -- твердит Цветков. -- Знакомый недавно ездил, картины на месте.

-- Совершенно верно, -- берет слово Томин. -- Я объясню, в чем фокус. Все сделал директор -- гениальный человек. Сначала он потихоньку заменил картины копиями, давно уже. Потом разыграл липовую кражу для отвода глаз. Утащил эти самые копии и спрятал так, чтобы милиция обязательно нашла. Ну, милиция и нашла. Повесили их назад, все довольны. Вот и выходит, что картины на месте, да только не настоящие!

-- И что же, директор сознался?

-- Нет. Так и сяк с ним бьются -- молчит.

-- Учитесь у Саши: не успел приехать с юга и уже все выведал.

-- Брехня. Откуда ему?

-- Зачем обижаешь? Можно сказать, из первых рук! -- с южным темпераментом реагирует Томин. -- Со мной в соседнем номере большой юридический чин. Имеет полные сведения. Посидели за столом раз-другой, и он мне доверительно как любителю искусст-ва и надежному человеку. Так что прошу -- между нами.

-- Стало быть, директора упекли? -- спрашивает Цветков и внимательно смотрит в лицо Томину.

-- Кто сказал? Гуляет директор. Знать про него знают, а дока-зать не могут. Того гляди, дело совсем закроют.

-- И в какой гостинице живут такие осведомленные люди? -- не отстает Цветков.

-- Где я, по-твоему, останавливаюсь? В "России", конечно.

Томин сознательно выдает дезинформацию относительно Пчелкина. Что в четверг сказано у Боборыкиных, то в пятницу облетит всю коллекционерскую Москву и, может быть, достигнет ушей того, на кого рассчитано, -- так думает он, внешне строго выдерживая рисунок своей роли: простодушное дитя юга с толс-той сумой.

Издали на него нацелился Альберт.

-- Додик! -- зовет он. -- Займи даму, благо вы знакомы, -- Альберт кивает на Рудневу. -- Она мне больше не нужна.

-- Бу сделано.

И они расходятся. Додик -- к Рудневой, Альберт -- на новую охоту.

-- Не мерзнешь в Москве? -- понибратски хлопает он Томина по плечу.

-- Ничего, у нас в горах тоже снег.

-- Но внизу тепло.

-- Иной раз и жарко.

-- Хорошо! Но пить хочется, слушай. Чай небось пьешь.

-- Пьем чай. Вино пьем. Коньяк пьем. Мацони пьем. Боржоми пьем. Все, что для здоровья, -- все пьем.

-- Чашки нужны, слушай. Хочешь антикварный сервиз? Недо-рого.

-- Посуда своя. Хватает посуды.

-- Посуда! Посуда -- это стаканы-ложки, сковородки. Я тебе фарфор предлагаю. Художественный фарфор Поповского завода. Знаменитейший поповский фарфор! Кого хочешь спроси.

-- Нет, посуда есть, -- упирается Томин. -- Посуду покупать незачем. Вот Сарьяна я бы взял.

-- Значит, сервиз не хочешь. А в бильярд играешь?

-- Немного могу.

-- Молодец, люблю. Айда сыграем: твой урюк -- мой сервиз. А потом про Сарьяна поговорим.

Он тянет за собой Томина. Не в пример Боборыкину Альберт действует открыто и беззастенчиво. Поэтому всегда найдется и свидетель и комментатор:

-- Наивный человек. С Альбертом в бильярд! Босой по шпалам домой пойдет...

Цветков подкатывается к "приживалке":

-- Тася, узнайте у Додика фамилию этого Саши. Только... -- он прикладывает палец к губам. -- Я хочу над ним подшутить...