Подозреваемый

Из кабинета звоню Руизу. На заднем плане слышен шум промышленного оборудования и журчание воды. Он у реки.

Представляясь, я слышу электронный щелчок и задумываюсь, записывает ли он наш разговор.

– Я хотел бы задать вам вопрос о Кэтрин Макбрайд.

– Да?

– Сколько у нее было ран?

– Двадцать одна.

– Патологоанатом обнаружил следы хлороформа?

– Вы читали отчет.

– Там об этом не было упомянуто.

– Зачем вам это?

– Может, это и не важно.

Он вздыхает:

– Давайте заключим сделку: вы перестанете звонить мне и спрашивать обо всякой ерунде, а я дам вам отсрочку на оплату штрафа за парковку?

Прежде чем успеваю извиниться за беспокойство, я слышу, как кто-то произносит его имя. Он ворчит что-то типа «не стоит благодарности» и отключается. У этого человека стиль общения гробовщика.

Фенвик ошивается в моей приемной, поглядывая на свой золотой «ролекс». Мы собираемся пообедать в Мейфейр в его любимом ресторане. Это одно из тех мест, о которых пишут в воскресных приложениях, потому что повар темпераментен, привлекателен и встречается с моделью. По словам Фенвика, оно также известно как постоянное место встреч знаменитостей, но мне они почему-то никогда не попадаются. Правда, однажды я действительно видел там Питера О'Тула. Фенвик запросто называл его Питером и был сама общительность.

Сегодня Фенвик особенно тщательно демонстрирует дружелюбие. По пути к ресторану он спрашивает о Джулиане и Чарли. Затем громко читает все меню и комментирует каждое блюдо, как будто я неграмотен. Когда вместо вина я заказываю минеральную воду, он выглядит разочарованным.

– Я дал зарок не пить за обедом.

– Очень неудобно для общества.

– Некоторым приходится работать во второй половине дня.

Подходит официант, и Фенвик дает ему подробные инструкции, как приготовить блюда, вплоть до температуры духовки и количества ударов молотком по куску мяса. Если у официанта есть хоть капля здравого смысла, он позаботится о том, чтобы эти инструкции никогда не дошли до кухни.

– Разве тебе никогда не говорили, что нельзя расстраивать того, кто готовит тебе еду? – спрашиваю я.

Фенвик смотрит на меня озадаченно.

– Забудь, – говорю я. – Тебя ничему не научили в университете.

– Старик, у меня был полный пансион!

Как это похоже на него!

Фенвик смотрит по сторонам, выискивая знакомые лица. Я так и не смог понять, для чего ему нужны эти обеды. Обычно он уговаривает меня вложиться в сделку с недвижимостью или организовать компанию биотехнологий. Он не имеет никакого представления о реальных деньгах и, что еще хуже, о том, как мало их у людей и сколько приходится платить по ипотеке.

Мне бы никогда не пришло в голову обратиться за советом к Фенвику, но он сидит рядом, и в разговоре возникла пауза.

– Хочу задать тебе гипотетический вопрос, – говорю я, сворачивая и разворачивая салфетку. – Если бы у тебя был пациент, которого ты подозревал бы в серьезном преступлении, что бы ты сделал?

На лице Фенвика появляется тревога. Он смотрит через плечо, словно боится, как бы нас кто-нибудь не подслушал.

– У тебя есть доказательства? – шепчет он.

– В общем, нет… Скорее интуиция.

– Насколько серьезное преступление?

– Не знаю. Возможно, серьезнейшее.

Фенвик подается вперед, прикрыв ладонью рот. Он выглядит самым подозрительным образом.

– Старик, надо сказать полиции.

– А как же врачебная тайна? На ней основывается вся моя деятельность. Если пациенты мне не доверяют, я не могу им помочь.

– Это не в счет. Вспомни дело Тарасова.

Тарасов, студент из Калифорнии, убил свою бывшую подружку в конце шестидесятых. Во время сеансов психотерапии он говорил врачу, что собирается ее убить. Родители жертвы подали на врача в суд за укрывательство и выиграли процесс.

Когда Фенвик говорит, его нос как-то нервно двигается.

– Ты обязан разгласить конфиденциальную информацию, если клиент выражает бесспорное намерение нанести серьезный вред третьей стороне.

– Точно, но если он не угрожал конкретному лицу?

– Не думаю, что это меняет дело.

– Меняет. Мы обязаны защищать потенциальных жертв от опасности, но только если пациент угрожал физической расправой определенному человеку.

– Это детали.

– Нет.

– Итак, мы позволяем убийце разгуливать по улицам?

– Я не уверен, что он убийца.

– Может, это должна решать полиция?

Возможно, Фенвик прав, но что если я пришел к неверным выводам? Доверие – основа клинической психологии. Если я сообщу подробности своих бесед с Бобби без его согласия, я нарушу с десяток правил. В конце концов, меня могут привлечь к ответственности коллеги.

Насколько я уверен в том, что Бобби опасен? Он напал на женщину в кебе. Помимо этого у меня есть только его болтовня о ветряных мельницах и снах с девушкой. Фенвик допивает вино и заказывает еще бокал. Ему нравится эта драма плаща и шпаги. У меня такое впечатление, что люди редко обращаются к нему за советом.

Нам приносят еду, и разговор возвращается в прежнее русло. Фенвик рассказывает мне о своих недавних инвестициях и планах на отпуск. Я чувствую, что он к чему-то клонит, но не может умело подвести разговор к теме. Наконец за кофе он решает рискнуть: