Подозрение

Спрятавшись за статуей, я украдкой за ней наблюдаю. Так подействовать на эту хладнокровную женщину могла только новость о том, что Люсию, вероятно, убили. Меня переполняют смешанные чувства: с одной стороны, мне жаль миссис Малгрейв, ведь она была так привязана к Люсии, но с другой… по телу пробегает дрожь от выражения на её лице — дикого, одержимого, словно она готова убить.

Внезапно в голове мелькает одна мысль. А ведь я никогда не видела, чтобы миссис Малгрейв демонстрировала такую же любовь и привязанность к своей настоящей дочери. Я пытаюсь вспомнить какие-нибудь проявления нежности между ними, например, объятия или доброе слово, но ничего на ум не приходит. Такое чувство, что миссис Малгрейв вообще к ней безразлична. Неужели Мэйси каким-то образом разочаровала свою мать? Неужели миссис Малгрейв больше любила Люсию? И знала ли сама Мэйси, что она для своей матери на втором месте?

Внутри все холодеет… а ведь именно Мэйси могла затаить злость на Люсию.

Дождавшись, когда миссис Малгрейв пройдёт в другую комнату, я убегаю к себе, в твёрдой уверенности, что и она, и её дочь сыграли свою роль во всём произошедшем. Осталось выяснить какую.

Вместо того чтобы лечь спать, я сажусь за письменный стол и долго жду, пока в доме стихнут любые шорохи. Я хочу быть уверена, что все уснули, поэтому только в третьем часу ночи на цыпочках выхожу из спальни, прокрадываюсь коридорами в западное крыло и поднимаюсь по лестнице.

С колотящимся сердцем я подхожу к дверям спальни Люсии, замирая от страха, словно собираюсь открыть крышку её гроба. Я почти всерьёз ожидаю увидеть призрака, сидящего на кровати или глядящегося в зеркало. Но переступив наконец порог и дрожащими пальцами щёлкнув выключателем, вижу просто пустую комнату. Обычную чистую комнату, обитатель которой как будто уехал в отпуск и вот-вот вернётся.

По центру стоит безупречно заправленная кровать со свежей постелью и подушками с монограммой. На подушках сложена белая ночная рубашка и атласный халат, а на полу стоит пара тапочек. По всем признакам кажется, что хозяйка комнаты до сих пор жива. Кругом расставлены свежие цветы в хрустальных вазах: на прикроватной тумбочке, на полке над камином и на письменном столе. От осознания, что миссис Малгрейв, должно быть, меняет их каждый день, меня пробирает дрожь. Какой жуткий ритуал.

Расчёска Люсии, её духи и косметика — всё аккуратно разложено на трюмо. А в воздухе витает аромат жасмина, который я в последнее время часто чувствовала в своей комнате. Запах её духов.

Я обвожу взглядом эту красивую, но пугающую комнату и пытаюсь понять, откуда лучше начинать поиски. Благодаря Оскару мне известно, что миссис Малгрейв оставила здесь всё так, как было до смерти Люсии, и ничего не выбрасывала. Значит, вопрос лишь в том, где же искать улики?

Первым я проверяю ящик письменного стола, но там нет почти никаких личных вещей, зато полно тетрадей и папок. Дальше обследую гардеробную и нахожу кучу вешалок с дорогой на вид, но пропахшей затхлостью одеждой.

Думай, Имоджен. Где бы ты спрятала что-то очень личное?

И тут меня осенило. Летом 2006-го одиннадцатилетняя Люсия сама выдала место, где хранила дневник, вытащив его из тайника, чтобы зачитать мне запись про мальчика, который гонялся за ней по школьному двору в попытке поцеловать.

Я возвращаюсь к кровати и просовываю руку под матрас. Дневника там больше нет, но пальцы нащупывают что-то маленькое и холодное. И вот, когда я уже собираюсь закончить обыск, натыкаюсь рукой на пачку бумаг. Кровь начинает стучать в висках, и я дрожащими руками вытаскиваю из-под матраса все свои находки.

Холодным предметом оказался бронзовый медальон. Я открываю его и теряю дар речи.

На снимке изображена пара. В мужчине я узнаю отца Люсии — моего дядю Чарльза. Но вместо тёти Филиппы… женщина, которая тянется к его щеке для поцелуя — не кто иная, как миссис Малгрейв. Моложе, миловиднее, чем сейчас, но нет никаких сомнений, что это она.

Я не могу отвести взгляда от фото; просто поразительно, насколько она не похожа на себя. Это совсем не та вечно мрачная и даже пугающая домоправительница, которую я знаю, а привлекательная молодая особа с ясными глазами и румяными щеками.

Отчего же она так ужасно изменилась? Неужели у них с дядей Чарльзом был роман, и это его смерть так её сломала? И с какой стати Люсия хранила в медальоне фото, разоблачающее любовную интрижку её отца? Разве только… У меня перехватывает дыхание от догадки, но я сразу же её отбрасываю. Люсия не может быть плодом измены. В детстве она была вылитая тётя Филиппа. Тётушка обожала её, как и любая другая мать своего ребёнка. Так может Люсия берегла этот снимок в качестве компромата на отца? Хотя и то, и другое не имеет никакого смысла.

Я в замешательстве откладываю медальон и беру в руки бумаги. Присмотревшись, понимаю, что это письма, все с одинаковым почерком. И начинаю читать первое попавшееся, написанное год назад… за два дня до смерти Люсии.

«23 ноября 2013 г.