Подношение для истины

Наконец мужчина медленно, словно играючи, потянул одну из прядок вниз, и парик тут же съехал на плечи. Ася задержала дыхание, пытаясь справиться с накатившими на глаза слезами. Она не могла пошевелиться от сковавшего ее липкого страха. Мужчина, чья усмешка стала шире, а в глазах заблестели хитрые огоньки, следом стянул с волос девушки сетку, и ее темно-русые волосы растрепанно ниспали на плечи и грудь. Наконец, это томительное жаркое представление окончилось, и рука Сына медленно отступила от разгоряченной кожи Аси.

— Кто же ты такая? — казалось, это был риторический вопрос. Но ответа на него требовали оба.

— У меня алопеция… — прошептала Ася, опуская глаза в пол. Жалкая, нелепая попытка оправдаться.

— Значит, лысеешь? Непохоже.

Едва справляясь с головокружением, Ася молча закусила губу. Её мозг лихорадочно подбирал миллион новых оправданий: от комплексов по поводу волос, до преследования мужем, но под таким ясным пронзительным взглядом мужчины у нее совсем не хватало сил на новую ложь. Ей казалось, что янтарный отблеск его глаз проникает ей под кожу, просвечивает ее душу насквозь. Он смотрел на нее не так, как остальные здесь. В его взгляде не было надменной холодности и сокрытой за показушным дружелюбием жестокости. Искренний интерес смешался с тихим превосходством. Он был хищником, но не убивал ради наслаждения. И почему-то, чувствуя на своей коже обжигающие дорожки его прикосновений, Асе захотелось ему довериться.

— Я здесь, чтобы вызволить свою мать из ваших лап, — тихий шепот стал приговором. Но глаза Аси не опустились стыдливо, они испытующе глядели прямо в глаза мужчины, что немигая смотрел в ответ. С его лица исчезла уверенная ухмылка, а брови перестали хмуриться. Он был поглощен девушкой, что стояла перед ним, покрытая мурашками и еле справляющаяся с дрожью, но упрямо борющаяся со страхом и бросающая вызов опасному противнику.

— Расскажи мне, — потребовал он.

И Ася рассказала. О матери, о гибели отца, о том, как тяжело им было смириться с потерей и вернуться к привычной жизни. О непреодолимой пропасти, что пролегла между дочерью и мамой, навсегда разделяя их. О ежедневной боли, одиночестве и изоляции. О жалких попытках вернуть исчезнувшее доверие и любовь. О страхах, вечной дрожи и паранойе, что испытывала Ася, оказавшись здесь. Её слова лились плавно и слаженно, словно она зачитывала давно заученную речь. Возможно, ей требовалось выговориться, и по иронии судьбы слушателем стал не близкий друг, а тот, с кем она боролась, тот, из-за кого девушка и оказалась на краю пропасти, кишащей собственными страхами. Она не знала, чем грозит ей этот тихий разговор и слишком личные откровения, но сопротивляться больше не могла. Мужчина будто нарочно умелыми ловкими движениями пальцев задел в ней какой-то нерв, нажал на кнопку, что оголила перед ним ее душу и чувства.

Был ли это конец или, наоборот, начало? Вопрос остался без ответа. Закончив тираду, такую искреннюю и настоящую, Ася резко выдохнула, осознав наконец, что только что сделала. Она робко смотрела на мужчину, что стоял напротив нее, и не понимала, о чем он думает. Она могла рассмотреть лишь золотой блеск в его глазах и напряжение в сжатой челюсти. Сын был сплошной закрытой книгой, которой самое место на одной из верхних полок этой библиотеки, Ася же — одной из исписанных скомканных бумажек на столе, что раскрывали свои записи любому желающему.

Сейчас на чашу весов легла не только свобода Аси и ее матери, но и их жизни. Почему-то девушка вдруг подумала, что в таком месте не гнушаются убийством. И от этой мысли захотелось нервно расхохотаться. Еще больше хотелось рассмеяться от осознания, что Ася только что выдала всю свою подноготную незнакомому человеку, который по сути стоял на другой стороне баррикад. Он был из команды плохих, а девушка доверилась ему, глупо надеясь на удачу.

Когда болезненное наваждение прошло, а дыхание сровнялось, Ася безнадежно приняла свою участь. Она ожидала вердикта от судьи, которым стал человек напротив. Человек с удивительно горящими золотыми глазами, блестящими в полумраке волосами и такими притягивающими чертами. Он стал одновременно и преступлением Аси, и ее наказанием.

— Ясно.

Такое короткое и легкое. Простодушное и глубокое. Закрытое и пугающее.

На столе остался одиноко лежать потрепанный запутавшийся парик. В мертвой тишине скрипнули входные двери, оставляя Асю в пугающем одиночестве с миллионом вопросов в голове. Она ожидала чего угодно: криков, угроз, холодной хватки длинных мужских пальцев на своей шее. Но никак не ждала, что после ее признания она останется одна. Без наказания, без приговора. И со странной пустотой на сердце, что должны были заполнить ответные слова, которых почему-то не последовало.