Поднимаясь колёсами на гору Фудзи. Сборник рассказов

Там стояла зима с левой стороны, а затем – весна, легкий лед на лужах. А вместо осени справа – уже было лето. Шел дождь, и Рогов подумал, что очень кстати взял с собой зонтик. Одуванчики цвели на лугах, а потом – на газонах. Дома были белые.

И вот уже вершина горы Фудзиямы показалась в зеркале заднего вида.

Рогов убрал руки с руля – или положил на руль – неважно – был руль, были руки, и нужно было поворачивать. Судно накренилось, нос корабля медленно пошел вверх, забираясь на волну – первую в ряду девяти. Где девятым валом, никак не иначе, оборачивалась вершина горы Фудзи.

Поднялся и ухнул вниз. Снова стал подниматься.

«Прав был старик, что-то неровное есть в этой дороге», – Рогов обернулся. Старик сидел на заднем сиденье, старика не было, темное приблизительной формы пятно оставалось на его месте, в окнах мерцали картинки: зима, осень, лето, опять зима…

Снова въехали в город. Экипаж остановился у перекрестка. Это был главный решающий перекресток, перепутье дорог. Здесь, под рекламным щитом с надписью «20 000», говорящей неизвестно о чем, можно было повернуть налево, направо или пойти прямо, только Рогов не знал куда.

– Я сбился с дороги, – сказал он, открыв дверь незнакомому человеку с тротуара, и человек вошел.

Хотя и не советовал ему высокий старик в неизвестно откуда взявшейся тюбетейке.

***

Человек подходит к человеку, и они разговаривают. Скажем, Петр подходит к Семену и говорит ему: «Здравствуй». Или еще как-то взаимодействуют человек с человеком. То есть, Семен, может быть, ничего не отвечает Петру, а молча бьет его кулаком в ухо.

И никто не сомневается в том, что Семен и Петр – это разные люди (разумеется, если все происходит в реальности).

Но что если стоящие друг против друга Семен и Петр оба снятся Ивану (который и сам по себе принимает участие в сюжете, разнимая дерущихся). В этом случае все не так очевидно.

Поскольку все происходит в голове Ивана, не будет ошибкой считать, что и Петр, и Семен по сути один и тот же человек – тот самый Иван, как актер, играющий обе роли (и третью роль наблюдателя-миротворца, разумеется, тоже).

Итак, перед нами не Семен и Петр (на время взятые условные имена), а Иван и Иван – только так. Иван Ивану говорит «Здравствуй», Иван Ивана бьет по уху, Иван Ивана ответно бьет в глаз (что подразумевается естественным ходом событий), Иван разнимает дерущихся Ивана и Ивана: «Иваны, давайте жить дружно».

***

И вот, в троллейбусе трое – водитель, старик в тюбетейке и вошедший с улицы Рогов. Но водитель за рулем – это тоже Рогов, и старик, сидящий сейчас на заднем сиденье, – это Рогов. И если бы кто-нибудь еще кроме этих трех оказался в троллейбусе, он был бы, разумеется, тоже Рогов, другому здесь неоткуда взяться.

– Это правда? – спрашивает Рогов с зонтиком Рогова в тюбетейке.

– Да, – отвечает Рогову Рогов.

– И ты тоже? – спрашивает Рогов.

– Да, я это тоже ты, – Рогов улыбается в седую бороду.

– Но я разговариваю с тобой, не с собой. Ты отвечаешь мне на вопросы, – недоумевает Рогов.

– Я не говорю тебе ничего такого, что ты сам не знаешь, – спокойно говорит Рогов.

– Право руля, – говорит Рогов-водитель, и троллейбус послушно поворачивает направо.

– И эти тоже? – Рогов смотрит на заднее сиденье, где сидят еще три Рогова, все в чем-то одинаковые.

– Разумеется, – говорит Рогов.

– Лево руля, – говорит Рогов в кабине, и троллейбус сворачивает налево, в лабиринт узких улочек. В переднем стекле ненадолго появляется гора Фудзи в натуральную величину, еще поворот, и она исчезает.

– Я как-то сомневаюсь в этом, – говорит Рогов.– Понимаешь, во всех снах, которые я видел, у меня как актера была только одна роль, главная,– то есть, когда все кончится, то проснусь именно я, а не ты и не он.

– Никто из нас не проснется, – говорит Рогов. – А проснется тот, кто спит в своей кровати. И наши истории – это только материал для той сказки, которую он себе расскажет по пробуждении.

– Как это так? – спрашивает Рогов. Он крутит руль, нажимает педали. Троллейбус идет во все стороны сразу, не обращая внимания. Иногда гудит – трубно как слон. Может быть, у него отказали тормоза?

– Ты не учитываешь очевидного, – и Рогов в тюбетейке растворяется в воздухе, уходя от ответа.

«Может быть, троллейбус – это тоже я?», – хочет спросить Рогов.

***

– Ты не учитываешь очевидного, – сказал мудрый старик. – То, что ты в своей дневной жизни привык считать сном, на девяносто восемь процентов продукт твоей памяти. Как фильм, который смонтирован из обрезков действительного сна, в котором мы сейчас пребываем. Когда проснешься, ты, может быть, вспомнишь, что был человеком, который в хорошую погоду вышел на улицу, ничего не взяв с собой кроме зонтика, а может быть, будешь вспоминать, как был водителем троллейбуса, который вел свой корабль к вершине горы Фудзиямы. И, кстати, хотя тебе кажется, что ты только вспоминаешь свой сон, на самом деле ты на девяносто восемь процентов сочиняешь свою историю, вспоминая. И поэтому иногда возникает ощущение, что длинный, полный событий сон укладывается в феноменально короткое время.