Поднимается ветер…

— А я хочу ужинать! — сообщило с порога отоспавшееся рыжее наказание. Саннио хотел сказать, чего хочет он лично — удавиться, — но промолчал. Он подал черноволосому воды, буркнул Бориану, чтоб тот пошел и заказал Гобу ужин на двоих и бульон для больного, потом вернулся к окну и прижался лбом к перекрестью рамы. Только сейчас до него начинало доходить, в каком положении он оказался: один с двумя подростками, один из которых сильно избит, без лекаря, с одной только лаконичной запиской — списком назначений, в разоренном войной графстве и с теми, кто объявлен преступниками перед короной. Пока Гоэллон был рядом, все казалось таким простым и исполнимым, теперь же Саннио хотелось зареветь от отчаяния. Но рядом с ним были двое, за которых он отвечал, и секретарь не мог себе позволить распуститься. Лекарь приехал только на следующий день к обеду. Саннио он не понравился с первого взгляда: лощеный, напыщенный, но с затаенным страхом в глазах. Первым делом он потребовал обед, и только потом соизволил осмотреть мальчика, при этом движения его по контрасту с жесткими, но осторожными прикосновениями Гоэллона казались неуклюжими и неумелыми. Закончив осмотр, он долго перечитывал оставленную герцогом записку.

— Я не понима-аю, кто писал эту чушь?!

— Эту чушь, — вскипая, сказал Саннио, — писал тот, кто смыслит побольше вас. И вы будете делать то, что вам сказано.

— В та-аком случае я ни за что не отвеча-аю, — капризно надувая губы, заявил лекарь. Саннио на мгновение застыл, а потом очень живо представил себе, что ответил бы клистирной трубке герцог, и на душе полегчало. Он развернулся к лекарю и, засунув большие пальцы обеих рук за пояс, покачался на каблуках. Отчего-то его очень обрадовали перхоть на плечах черной лекарской котты и засаленный воротник-стойка. Лекарь был пошире его, но пониже, и Саннио вообразил, как берет дурака за этот самый воротник, предварительно надев перчатки, и прикладывает спиной об стену.

— Вы отвечаете за пациента головой. Перед мной. Через три дня он должен быть на ногах.

— Это просто невозмо-ожно, — проблеял лекарь.