Подняться на башню

Убедившись в том, что тварь взяла правильный курс, Фархе повернулся к танцующим внизу шаманам.

Герцог Акина открыл глаза и увидел обшитые деревом стены и потолок своей спальни. Грудь пульсировала болью. Каждый вдох, каждое биение сердца обжигало, опаляло мучительной резью.

Он застонал. Провел рукой по забинтованным ребрам.

— Все в порядке, — сказал незнакомый голос, и над герцогом склонился загорелый молодой человек в лекарской робе. — Не волнуйтесь, вы вне опасности.

— Кто… Кто ты? — просипел Акина. Его горло было сухим, язык ворочался с трудом.

Человек улыбнулся и изящно поклонился, прижимая ладонь к сердцу.

— Фрикс, — представился он. — Уно Фрикс.

— Знаменитый… — Герцог откашлялся. — Знаменитый врачеватель?

Лекарь налил в кружку холодный травяной чай и почтительно подал Акине.

— Польщен тем, что вы, ваша светлость, слышали обо мне.

Выпив отвар, герцог прикрыл глаза и снова коснулся затянутой бинтами груди. Повязка была наложена плотно, умело.

— Что произошло? — спросил он.

Голова постепенно прояснялась, и вспышки боли в груди только способствовали четкости мышления.

— Сражение в Кривой балке. Вы были ранены, — Уно осторожно перемешивал толченные в порошок коренья. Лопатка в его руках успокаивающе постукивала по стенкам керамической мисочки.

— Кудиумы?

— Повержены в прах. Возвращаются, рыдая, как побитые шакалы. Доблестная победа убарского оружия. Сверкающие молнии стратегического гения. — Он засмеялся. — Простите, кажется, на меня подействовали завывания придворного барда.

Герцог поджал губы:

— Как я здесь оказался?

— Ваш оруженосец доставил вас. Он сам еле на ногах держался, но…

Рана снова загорелась огнем, и Акина скривился, цепляясь пальцами за простыню:

— У меня была сумка.

Постукивание прекратилось. Живое лицо Уно на мгновение застыло, в глазах мелькнуло что-то похожее на неодобрение.

— Сумка не пострадала, — ответил он.

Герцог приподнялся на локтях. Его взгляд обшаривал комнату.

— Где она? Кто ее взял? — Лекарь опять засмеялся:

— Вряд ли кто-то бы осмелился. Сумку охраняет тварь, на которой вы прилетели. Она пробила стены, забилась в подвал, никому и приблизиться к себе не дает.

— Тварь? Какая тварь?

— Жуткая страшила. Похоже, колдун Фархе приставил ее охранять вас.

Акина перепел дух.

— Это хорошо, — пробормотал он. — Очень хорошо. Я рад. Рад…

Обшитые деревом стены поплыли перед его глазами, и герцога охватила глухая ватная тишина. Он натянул на себя одеяло и уснул.

— Напрасно вы молчите, милейший, — ласково сказал герцог Акина.

Его лицо было еще бледным, руки чуть дрожали от слабости, но он шел на поправку со скоростью, восхищавшей лекарей и пугавшей его самого.

— Я ничего не знаю, — ответил прикованный к стене человек.

Без шубы, без бренчащих украшений он казался почти жалким. Но только почти: герцог отлично помнил, сколько неприятностей тот ему доставил в Кривой балке.

— А мне думается — знаете.

Повинуясь знаку хозяина, стоявший в стороне палач подошел ближе и лениво, нарочито медленно вложил руку шамана в костоломку. Начал поворачивать винт.

— Не знаю, — повторил кудиум, И закричал, пытаясь вырваться: — Не знаю, не знаю!

— Никакого нет смысла запираться, — проговорил Акина, придирчиво рассматривая свои ногти. — Вы — не единственный мой пленник. Кто-нибудь да скажет.

По лбу шамана бежали капельки пота.

— Я ничего не знаю!

— Если это будете вы, — продолжал развивать мысль герцог, — то я отпущу вас, даю слово. Остальных казню. Если же продолжите проявлять неумное и утомительное упрямство…

Палач налег на винт, обнажая в улыбке беззубые десны. Крик шамана перешел в визг.

— Понимаю, что после случившегося вернуться в племя вы не сможете, но ведь кудиумы когда-то жили на равнинах. Уверен, вам тут понравится больше, чем в Подземельях Ристага.

Шаман тихо подвывал, бессильно колотя свободной рукой по каменной кладке.

— Не вы — так другой. Это все, что я хочу донести до вашего затуманенного болью разума.

— Не знаю!

— Как это скучно, — вздохнул Акина.

Разевая рот в беззвучном смехе, палач отпустил винт и присел на корточки, наблюдая за пленным. Освобождение от муки оказалось таким внезапным, таким полным, что кудиум заплакал. Давясь слезами, он заговорил — быстро, бурно, желая только одного — чтобы герцог забыл о костоломке.

— Отец Племен узнал об изъяне Чистого Сердца. В древних рукописях нашего народа написано, что достаточно могущественный и безжалостный человек может подчинить его себе, черпать его силу так же, как хранительницы питают его.

Глаза Акины были черными прорубями на скованном льдом озере.

— Меня перестали донимать боли в животе, — сказал он задумчиво. — Опасная рана заживает быстрее царапины.

— С его помощью смерть не побороть, но недуги.. — Шаман всхлипнул, глядя на искалеченную кисть. — Отец Племен хотел…

Герцог повернулся к палачу:

— Отведи этого человека в камеру. Я пришлю кого-нибудь, чтобы одеть его и отправить подальше отсюда.

Шаман со свистом втянул в себя воздух: он до последнего момента не верил, что Акина сдержит слово. Палач закивал, сверкая жуткой улыбкой.

— Остальных завтра казним. Начинай готовить церемонию.