Был теплый день бабьего лета. Андрей стоял в коридоре с охапкой цветов, а к нему навстречу шла вот эта самая нянечка, только тогда еще молодая, с приветливым миловидным лицом. На руках она держала завернутую в одеяло девочку, а за нею, счастливо улыбаясь, медленно двигалась бледная Светлана.
— С доченькой вас, папаша! — мягким окающим говорком произнесла нянечка и передала ему новорожденную.
— Спасибо, хозяюшка. А это вам. — Андрей протянул ей цветы.
…Как торопится время!
Помнится, они все трое — Андрей, Светлана и Оленька — отъезжали от подъезда роддома на русаковском «Москвиче», низком, кургузом, самого первого выпуска, и Светлана все боялась за дочку: машина была очень тесной.
Видя нетерпение Аргунова, нянечка отложила тетрадь и отправилась снова на второй этаж. Вскоре она вернулась с запиской.
«Милый, — писала Лариса, — у нас теперь есть Виталька. Правда, он такой маленький: ни волос на голове, ни ноготков на пальцах, — но кричит басом. Вылитый ты. Даже родинка под мышкой такая же, как у тебя… Врачи говорят: ничего страшного, что преждевременный. Для семимесячного он — богатырь. Я чувствую себя хорошо. Как вы? Как Волчок?»
Андрей покраснел: Лариса даже здесь в таком состоянии помнила о Волчке, а он забыл…
Сандро Гокадзе терпеливо поджидал его в машине.
— Домой?
— Нет, ты поезжай. Мне нужно к Волчку. Как он там один?
…А Волчок был не один. Возле его кровати сидел Волобуев и молчал. Он вообще принадлежал к тем великим молчальникам, из которых слово хоть штопором вытаскивай. Мало кто на заводе знал, что Волобуев — мастер самолетного спорта. Перешел он на испытательную работу пять лет назад, а до этого обучал курсантов искусству пилотирования самолетом в Высшем военном авиационном училище летчиков.
— Как там дела? — слабым голосом спросил Волчок.
— Нормально.
— Летаете?
— Угу.
— Наверно, костят меня?
— Нет, жалеют.
Волчок лежал в отдельной палате, и возле него круглосуточно дежурила медсестра. Когда к нему приходили товарищи, она предупреждала, чтобы не утомляли его разговорами, и ревностно следила, выполняется ли ее просьба. Самым желанным посетителем, на которого можно положиться, она считала Волобуева — умеет молчать. Зато с Суматохиным глаз да глаз нужен. С три короба наговорит: «Сестричка, милая, буду нем как рыба!», а чуть отлучишься — закипел, расшумелся. Неуравновешенный какой-то…
Медсестра взяла со стола графин и пошла за водой, решив про себя: «Не буду им мешать».
Едва дверь за ней закрылась, Волчок преобразился. Куда девалось его напускное безразличие!
— Жора, я сегодня всю ночь не спал. Думал…
— О чем?
— Неужели все? Неужели отлетался?
Волобуев усмехнулся:
— Лепет.
— Если так… — Волчок сделал попытку привстать, но рука его подвернулась, и он бессильно опустил голову. Глаза его наполнились слезами. — Лучше б и я вместе с самолетом…
— Хватит! — оборвал Волобуев. — Человек не дешевле железа.
— Без неба — разве это жизнь?
Волобуев нахмурился:
— Что ты в жизни понимаешь?
— Теперь начинаю понимать.
— Вот то-то…
Валерий немного помолчал.
— Вам-то что, вы в таких переделках небось не бывали.
— Да уж где нам! — лениво процедил Волобуев.
— И все-таки, — горячился Валерий, — неужели с вами никогда не было никаких ЧП?
— Да вспоминать об этом…
Медсестра принесла графин, поправила на тумбочке салфетку, посмотрела на Волобуева:
— Вы еще тут помолчите, а я в магазин сбегаю, ладно?
— Хорошо.
Валерий поерзал на кровати.
— А все-таки я вам не верю. Я видел вашу летную книжку. В разделе «Летные происшествия» написано: «Авария».
— Было, — протянул Волобуев.
— Расскажите.
— Неинтересно.
— Скучный вы человек! — Волчок обиженно отвернулся.
— Ладно, — помолчав, сказал Волобуев, — все равно медсестру ждать. С курсантом горели.
— Горели? Как?
— Обычно. Дым. Огонь.
— Ну а дальше?
Волобуев, казалось, не слышал.
— Закурить бы…
Волчок безнадежно махнул рукой:
— Иди ты, Жора, домой. Молчать мне и без тебя тошно. Лежишь здесь, как в могиле…
— Ну ладно, слушай. Летим мы, значит, в зону, скребем высоту. Когда смотрю: горит лампа «Пожар». Да вдобавок и температура подскочила. Сделали змейку — за хвостом дымище. Что делать? Докладываем руководителю полетов, а с земли нам командуют: выключить двигатель и покинуть самолет.
— Я бы лучше на вынужденную пошел! — перебил Волчок.