Поднебесный гром

— В штурманской.

— Тьфу! — Струев чуть не выругался: «Никак люди не понимают». — Сейчас же неси в кабинет начальника ЛИС! И пора бы давно знать…

Наташа принесла стопку летных книжек, положила их на стол и хотела уйти.

Но Струев задержал ее:

— Минуту.

Она вопросительно глядела на него, а он неторопливо раскрыл наугад первую попавшуюся книжку, и и по его лицу, минуту назад строгому, насупленному, пробежала едкая усмешка.

— Так я и знал. Вот полюбуйтесь… — Он швырнул на стол книжку: — Безобразие!

— А в чем дело, Лев Сергеевич? — Наташа недоуменно посмотрела на него.

Струев ткнул пальцем в пустой лист:

— Где поденная запись налета?

— Лев Сергеевич, это же в конце месяца заполняется…

— А летаем ведь каждый день.

— Всегда так делали, — пожала плечиками Наташа, — и Андрей Николаевич ни разу…

— Что мне Андрей Николаевич? — вскинулся Струев. — Теперь всю жизнь будете на него ссылаться? Выполняйте мои указания!

— Хорошо, буду заполнять поденную запись. Если успею, конечно. Сами ведь знаете — работы у меня и без этого хватает…

— Меньше будете по телефону трепаться. Телефон служебный, понятно? И предназначен для деловых разговоров, а вы — про кофточки, про сапожки…

— Лев Сергеевич, как вы можете? Я никогда…

— Было, было. Сам слышал. А теперь отвыкайте. Я не потерплю на ЛИС разгильдяйства и разболтанности. Идите!

«Ничего, ничего, — сам себе сказал Струев, когда девушка выскочила от него с навернувшимися на глаза слезами. — За требовательность меня никто не упрекнет. А может, еще и похвалят: дескать, держит людей как надо!»

Заложив руки за спину, он прохаживался по кабинету, припоминая, что он еще должен сделать, чтобы никакой комар носа не подточил… Копытин насквозь все видит. Его не проведешь…

К директору Струев испытывал двоякое чувство: уважение и страх.

Многое дал бы он, чтобы добиться его расположения, но как, какими средствами найти путь к сердцу этого немногословного сурового человека? Вечно у Копытина насупленные брови и отчужденное лицо, никогда от него слова ласкового не услышишь, хотя бывали моменты, когда теплели его плотно сжатые губы. Но это было так редко.

Струев считал, что Копытин все же уважает его. Как летчика уважает!

Даже отстраняя его от полетов за воздушное трюкачество, Копытин незлобиво говорил:

— Походи-ка по земле, остудись малость…

Директор был нередким гостем на летно-испытательной станции. Да что там нередким! Почти каждый его рабочий день начинался с ЛИС, особенно под конец месяца, когда от испытателей зависело выполнение плана.

Встречаясь со Струевым, он непременно здоровался с ним за руку, интересовался:

— Как дела, испытатель?

— В норме, Георгий Афанасьевич. Стараемся.

Приятно щекотало самолюбие, что директор не обходит его своим вниманием. Не у Волобуева или у Суматохина спросит: «Как дела, испытатель?», а обязательно у него, у Струева, а иной раз по имени и отчеству назовет. Совсем же недавно на общезаводской конференции по качеству директор назвал Струева в числе лучших летчиков-испытателей завода.

Струев уважал директора, но не понимал его. Герой Социалистического Труда, кандидат технических наук, депутат Верховного Совета… Да с таким авторитетом!.. Неужто завод — его потолок? Имея такие козыри в руках, шагать бы и шагать ввысь! Его и приглашали в министерство. Отказался. Ну не чудачество ли?.. Да, завоевать расположение такого человека… Надо стараться, очень стараться! А там, глядишь…

«Что еще проверить? — вспоминал Струев и вспомнил: — Медицинское обеспечение. Все ли там ладно? Заполняется ли как надо журнал медосмотра?»

Осененный этой мыслью, он прошел по коридору в дальний угол и толкнул дверь с надписью: «Врач».

Тамара Ивановна даже не оглянулась, чтобы посмотреть, кто вошел. Она перевязывала палец мотористу. Едкий запах йода вперемешку с запахом керосина наполнял кабинет.

Струев поморщился.

— Вы мне срочно нужны! — бросил он на ходу и скрылся в смежной комнате, где обычно проходили медицинский осмотр испытатели.

Через пять минут туда вошла и Колесова.

— Я вас слушаю, Лев Сергеевич.

— Что за богадельню вы здесь открыли? — резко спросил он.

— Не понимаю вас.

— Слушайте, бросьте ваши шуточки. Я не в бирюльки пришел сюда играть! Я вас спрашиваю: есть у нас на территории завода поликлиника?

— Конечно есть.

— Почему же, чуть что, люди сюда бегут?

— Ну и что из этого? Я врач, и мой долг оказывать помощь каждому, кто в ней нуждается.

— А я запрещаю, чтобы сюда ходили посторонние!

— По-моему, работники ЛИС здесь не посторонние.

— Вы слышали, что я сказал? Ваша обязанность — следить за здоровьем испытателей…

— Они у меня здоровы…

— А Суматохин?

— Лев Сергеевич, — мягко заметила Тамара Ивановна, — вы же сами знаете, радикулит — серьезное заболевание, и я не в силах что-либо…

— Короче! — перебил ее Струев. — Чтоб завтра Суматохин был на рабочем месте!

— Завтра! Нет. Не раньше чем через недельку…

— А самолеты облетывать кто будет? Дядя?

— Не знаю. Меня это не касается.

— А что вас касается? Что? Не слишком ли много на себя берете? Где ваш журнал медосмотра? Почему не все графы заполнены?