— С грехом пополам. Ну, сначала первое выравнивание и почти одновременно второе. Крылышки-то малы, аэродинамики никакой. Уже на середине полосы умостился, думал, стойки шасси не выдержат — так машину о бетон присобачил. Нет, гляжу, ничего, стойки крепкими оказались. И самолет невредим, и я, как видите. Ноги целы, руки целы — что еще?! Матери, правда, не признался. Так она через неделю все равно узнала — и в слезы: «Сыночек, что ж ты от матери-то скрыл?» А как говорить, если я у нее один на всем белом свете?
— А как она относится к твоей работе? — поинтересовался Аргунов.
— Как все матери. В каждом письме уговаривает: ты уж там, сыночек, ясень мой, летай пониже да потише. — В глазах Волчка запрыгали озорные чертенята. — Иногда я ее слушаю, летаю пониже, как сегодня с вами. Для матерей мы, Андрей Николаевич, всегда дети, — рассудительно подытожил свой рассказ Волчок и вдруг насмешливо спросил: — Ваша мать ведь тоже беспокоится?
— У меня, Валера, ни отца, ни матери. В войну под бомбежкой погибли.
— Простите…
— Чего уж, — тихо произнес Аргунов и перевел разговор на другое: — Не вздумай, Валера, сам двойную полупетлю крутить.
— Почему?
— Тяговооруженность движка пока маловата. А штопорить на сверхзвуковой машине кому ж охота?
— Да, нашему самолету посильней бы двигун, — согласился Волчок.
— Будет! — убежденно сказал Аргунов. — И довольно скоро. Описание нового двигателя придет на днях. Он будет легче, компактней, мощней, экономичней.
— Ого! Сплошные достоинства! А как насчет надежности?
— В КБ уже провели испытания. Пока бог миловал от неприятностей.
— Андрей Николаевич, а как вы сюда попали?
— Из строевой. На Востоке служил.
— Вот там настоящая школа для пилота! Что вы улыбаетесь? Я не прав?
— Конечно, прав. Школа там что надо! Помню, были у нас учения. Летчики в основном опытные, а среди них мы — зеленые… Ну, наша эскадрилья завязала воздушный бой с «противником». Ох и карусель была! Где свои, где чужие — ничего не понять. А я крайним ведомым шел, самое адское, скажу тебе, место в строю. Мотаюсь в самом хвосте и никогошеньки, кроме ведущего своего, не вижу. От перегрузок — темень в глазах. Всех потерял!
— Один остался, победитель! — засмеялся Волчок.
— Вроде того, только не до смеха мне было. Потерять ведущего в бою — позор! Во время войны чуть ли не дезертирством считалось. И стал я мотаться туда-сюда! Вижу — тройка летит. А ведь в звене должно быть четыре самолета. Ага, свои, думаю, меня, стало быть, недостает. Раскочегарил я машину, врываюсь в строй на полном ходу. Не успел обрадоваться, смотрю — черные полосы на фюзеляжах. А в наушниках истошный крик: «Атакуют!» Тройка — в одну сторону шарахнулась, я — в другую. Своих обнаружил уже на подходе к аэродрому. Подкрался потихоньку — нет полос, значит, свои! Мой ведущий тоже заметил меня, на всякий случай спрашивает, не называя позывного: «Ты?» — «Я». А он кулаком мне: «Ну, погоди!» А меня в училище так и дразнили Ну Погоди. Прямо хоть меняй фамилию…
Аргунов поднялся:
— Ну, передохнул малость?
— Ага. Спасибо вам, Андрей Николаевич.
— За что?
— Ругать не стали. За пружину. — И попросил: — Вы уж никому не говорите. Ладно?
— Идет. — Перед входом в летный зал Аргунов обернулся: — Хороший ты парнишка, Валера. Думаю, мы с тобой слетаемся. Захаживай ко мне домой на досуге.
— Спасибо, зайду, — пообещал Волчок. — Скажите, а верно, что Волобуев тоже в училище инструкторил?
— Да.
— Странно, с его комплекцией только бомбером быть, а не истребителем.
— Между прочим, он участвовал в первенстве страны по высшему пилотажу, — заметил Аргунов. — Мастер самолетного спорта.
— Смотри-ка, а не подумаешь! — удивился Волчок.
— И Федя Суматохин — тоже мастер. Парашютного спорта. Так что, считай, тебе повезло — попал в команду мастеров.
— А Струев? — спросил Волчок, но Аргунов, не услышав, уже открывал дверь.
7
Праздничный стол ломился от снеди. Посреди из огромной хрустальной вазы свисали по краям янтарные гроздья винограда. Вокруг, в вазах чуть поменьше, краснели, зеленели, желтели апельсины, мандарины, яблоки, гранаты. Среди фруктов то тут, то там высились бутылки с добрыми кавказскими винами.
Аргунов попал на праздник случайно. Возвращаясь после работы домой мимо гастронома, он услышал позади себя знакомый гортанный голос:
— Скорей Кура повернется вспять, чем я отпущу своего старинного доброго друга!
Андрей оглянулся и увидел Сандро Гокадзе, потного, красного. Толстыми волосатыми руками он прижимал к себе кульки и пакеты с покупками.
— А-а, Сандро, чего это ты так нагрузился?
— Преодолеваю бытовые трудности. Помоги-ка лучше, чем спрашивать! — Гокадзе с дружеской бесцеремонностью сунул Аргунову свои кульки и, ничего не объясняя, побежал обратно в магазин. Вскоре он появился на ступеньках с объемистой, до отказа набитой хозяйственной сумкой. — Ай, спасибо! Как ты вовремя мне подвернулся! Я уж хотел сейчас за тобой ехать.
С легкостью, удивительной для его крупной, плотной фигуры, Гокадзе вприпрыжку помчался к «Волге», стоявшей неподалеку от гастронома. За ним, ничего не понимая, последовал и Аргунов.