Сержанту морской пехоты РФ Леньке Васильеву было страшно. Нет, не так: СТРАШНО. Месяц назад, когда их бэтээр заглох и начал тонуть, никакого страха не было и в помине, скорее подхлестнутый выброшенным в кровь адреналином азарт. Ну, еще бы, первые в жизни маневры с реальной морской высадкой, да еще и в шторм, и сразу такое приключение! Добраться до берега вплавь и вступить в бой, словно легендарные советские морпехи, семьдесят с лишним лет назад воевавшие в этих краях. Реально круто! Правда, потом, когда условный противник оказался не менее условно разгромлен, выяснилось, что последним покидавший боевую машину взводный до берега так и не добрался. И начались нудные разбирательства с вызовом к комбату и особисту (еще тому, прежнему, на смену которому недавно прибыл майор Королев) и обязательное бумагомарание с написанием подробного рапорта в духе «как все происходило, что видел и слышал, как вели себя товарищи, почему не пытался помочь товарищу старшему лейтенанту» – и так далее…
Потом тоже бывало страшновато.
И когда оказалось, что их корабль провалился в прошлое, и когда сидели в содрогавшемся от ударов немецких снарядов блиндаже, и когда вступили в первый настоящий бой с фашистами (попал ли он хоть в одного гитлеровца, сержант так и не понял, работая на рефлексах), и когда бежали под бомбами к катеру. Но тогда страх был какой-то… ну, другой, что ли? Видимо, в голове сработал некий предохранитель, и все происходящее стало казаться слегка нереальным, словно Леонид вдруг попал в виртуальную игру с эффектом полного погружения, где нужно бегать, стрелять и уворачиваться от ответного огня, но смерть – всего лишь досадная случайность и повод для перезагрузки и возвращения в бой. После чего можно будет снова бегать, стрелять и уворачиваться, проходя следующий уровень. И даже трупы убитых фашистов, несмотря на то что выглядели они вовсе не так, как показывают в кино, а гораздо страшнее и
Накрыло его позже.
Нет, не здесь, в душном полумраке боевого отделения родной «восьмидесятки», раньше. Когда капитан Руденко выстроил морпехов и сообщил, что в высадке будут участвовать исключительно добровольцы, остальные останутся на борту. После чего произнес ту самую, ритуальную, можно сказать, фразу, многократно слышанную в кинофильмах про Великую Отечественную войну:
– На размышление – минута. После моей команды добровольцам – шаг вперед. Думайте, мужики. Но думайте крепко, игрушки закончились. Это не маневры, это настоящий бой и настоящая война. Проявите слабину, струсите, дрогнете в самый ответственный момент – и сами погибнете, и товарищей подставите. – Ротный демонстративно согнул локоть, глядя на наручные часы. – Думайте. Время пошло.
Вот тут Леониду стало реально страшно. Настолько, что даже живот закрутило и голова закружилась. Страшно потому, что он не хотел еще раз возвращаться туда, где по-настоящему умирают (ощущение нереальности происходящего давно ушло, осталось лишь убийственно четкое осознание того, что все это было
И потому, когда ротный встал по стойке «смирно» и негромко скомандовал «добровольцам – шаг вперед, остальным – оставаться на месте», сержант морской пехоты Леонид Васильев одним из первых вышагнул из строя. Вышагнул, буквально охреневая от собственной смелости и где-то глубоко внутри гордясь собой. И тут же душу заполнила какая-то необъяснимая, поистине иррациональная легкость, способная, казалось, поднять его над палубой и понести… ну, куда-то там понести. В светлое будущее, наверное. Или, блин, в прошлое…
Оглядев дружно сделавших шаг вперед морпехов (на месте остались только четверо), Руденко вскинул руку к обрезу берета:
– Спасибо, бойцы! Вольно, разойтись. Выход в море через двадцать минут. Проверить оружие и экипировку, подготовиться к десантированию на необорудованный плацдарм, командирам отделений на контроль. Работаем, братцы! Где мы, там победа!
И, быстро переглянувшись с взводными, тихо добавил:
– Я в вас и не сомневался, парни. Благодарю, не подвели. Тех, кто не нашел в себе сил идти в бой, – ни в коей мере не осуждаю. Более того, вам я тоже благодарен, прежде всего за честность. Ну, и чего стоим? Разбежались, живо! Готовьтесь, нянек не имеется, все по-взрослому…