Подмена для Ректора

На самом деле, я знала. И знала, что и он теперь знает. Но ситуацию это не решало — как бы мне не хотелось, даже если он предложит нам сейчас пожениться и нарожать кучу детишек, я не соглашусь. Во всяком случае, пока не пойму, что он чувствует ко мне хоть что-то еще, кроме жалости, и движим хоть чем-то еще, кроме желания отделаться от меня малой кровью.

«Тебе действительно кажется, что дети — это малая кровь? Хорошая же из тебя получится мать».

«Не волнуйся…» — огрызнулась я. — «Не получится. Я лучше утоплюсь в пруду, чем рожу ребенка, потому что «так надо»…»

«И уволочешь меня с собой в могилу?»

«Если не найду другого выхода».

«Если я не ошибаюсь, нам только что подсказали выход…»

«Чушь! Бред это, а не выход! Это ведь ты сказал! Чушь и бред! Твои слова!!» — не выдержав, я чуть не закричала вслух.

«Элайза…»

К глазам подступили слезы.

«Заткнись! Просто замолчи!»

Он замолчал, а я вскочила и рванула куда-то через кусты, цепляясь подолом за ветки и злобно, с треском отрывая его, оставляя кустарнику куски своей юбки…

Я никуда особо не стремилась, но меня действительно потянуло туда, где еще с прошлого века владельцами поместья был разбит искусственный, живописный пруд, куда студенты приходили медитировать и кататься на маленьких разноцветных лодочках.

Нет, топиться я не собиралась, просто хотелось к воде. Меня всегда тянуло к воде, хоть к водной стихии моя натура не имела никакого отношения. К воде я бежала всегда, когда меня одолевали проблемы и сомнения, сидела на берегу даже просто, когда было грустно…

Когда умерла в мои восемь лет мама, я сбежала с похорон, и меня случайно нашли забравшуюся на паром, который вот-вот должен был отплыть с Илликейского полуострова на материк… Отец тогда решил, что я хотела сбежать из дома, а на самом деле я просто хотела оказаться подальше от земли, где ее больше не было — моей мамы…

Через несколько футов цеплючего кустарника ветви расступились, и передо мной открылась туманная гладь пруда, окаймленная тростником и осокой.

— Лодку бы… — пробормотала я, оглядываясь и пытаясь вспомнить с какой стороны у нашего пруда причал.

И тут я увидела ее — лодку. Только отнюдь не пустую.

Ровно посередине озера, бросив весла, медленно плыл некто сгорбленный, низко опустив голову. Я присмотрелась, стараясь не высовываться, все еще наполовину в кустах. Разглядела темные, коротко стриженные волосы, знакомые очертания серого пиджака, накинутого на плечи… Лицо женщина закрывала руками, но я все равно узнала ее.

Мэтресса Лойд! Я всмотрелась, щуря глаза, все еще не веря, что бывшая любовница ректора здесь в этот предрассветный час — но да. Это было так. В одинокой лодке, ровно посредине туманного озерца, сидела Арвин.

Плечи ее вздрагивали, а через секунду я услышала то, что было тому причиной — бурные, хоть и глухие рыданья.

В груди у меня защемило. Я ведь ни разу даже не подумала про нее, про ее страдания, про то, каково ей быть отставленной — вот так, неожиданно, без всякого предупреждения, без обычного в таких случаях периода охлаждения, когда дают подготовиться, смириться с мыслью о расставании…

Ведь она, наверняка, любила Габриэля…

В подтверждение моих мыслей Арвин вдруг завыла — протяжно, по-бабьи, полным тоскливого отчаяния воем, от которого хотелось заткнуть уши, забраться обратно в кусты и не вылезать оттуда.

Только это не поможет. Потому что, это я… Я ОДНА во всем виновата. Я сделала так, что эта женщина сидит сейчас в лодке, воет и хочет умереть.

И куда бы я не спряталась, как бы не затыкала свои нежные уши, я буду слышать его, этот вой, как буду слышать плач родных тех, кого я убила сегодня…

О, боже — осознала я вдруг с такой беспощадной ясностью, что глаза мои сами по себе расширились, а к горлу подскочил огромный, перекрывший дыхание ком. Я ведь действительно убила их! Тех троих, живых и здоровых — пусть подлых и отвратительных… но ЖИВЫХ… А теперь… теперь они лежат в земле, один на другом, и останутся лежать там до скончания веков… Никто и никогда не узнает, где они, и даже мать не сможет прийти к сыну на могилу…

И все это из-за того, что КТО-ТО НЕ ВЫУЧИЛ СВОЙ ГРЕБАННЫЙ ЭКЗАМЕН!

Схватив рукой ближайшую к себе ветку колючего кустарника, я изо всех сил дернула и сжала ее пальцами, ничего так не желая как почувствовать боль — настоящую боль, физическую, которая сможет заглушить ту, что рвала мою душу изнутри… Дергала и захлебывалась рыданиями, пока кустарник не окрасился моей кровью и не стал мокрый от моих слез…

— Говорил, у тебя шоковое состояние…

Сильные руки дернули меня вверх и сжали, позволяя повиснуть на них, как на спасательном круге.

— Там… — всхлипывала я, — там Арвин… в лодке…

— Знаю, — коротко ответил Габриэль, утыкаясь носом мне в волосы. — Я еще раз… поговорю с ней.

— А эти… эти мертвые… — я снова зарыдала, вздрагивая так, будто меня колотило лихорадкой. — Они все умерли… из-за меня… Я ведь убила их, убила…

Нахмурившись, Габриэль слегка отодвинулся и потрогал мой лоб тыльной стороной ладони. Потом прижался к нему прохладной щекой.

— Ого… — прокомментировал.

Я подняла на него внезапно потяжелевшие веки.

— Что?