Подлецы и герои

Ну ладно, оставим в покое экономику. Если в Голливуде снимают фильм, как русские солдаты врываются в дома и насилуют детей, – это война или нет? Если отправившихся на учебу в «лучшие британские школы для мальчиков» русских детей (чаще всего отправляли детей учиться за границу купцы, евреи и высокооплачиваемые служащие, дворяне считали это унижением личным и унижением страны) почти насильно записывают в дискуссионные клубы, где вместо любви к Родине забивают голову разным антирусским бредом, – это война или нет? Если на территории Афганистана почти легально выращивается опиумный мак, а гонконгские банки кредитуют контрабанду этой отравы в Россию, чтобы все больше и больше русских детей становились наркоманами, – это что такое? Если через границу переправляют листовки и прокламации, если русских студентов учат бунтовать и бесчинствовать, злоумышлять, в том числе и против Высочайших особ, – это как назвать?

Это самая настоящая война. Война невидимая, ведущаяся каждый день и час, война не за территорию – это война за души людей. Каждый, кто посмотрел фильм, где русский солдат насилует и грабит, каждый, кто воткнул в вену шприц с адским зельем, каждый, кто приобщился к содомскому греху, и теперь из-за этого будет меньше русских детей – все это наши потери, людские потери на ведущейся против нас войне. А цензура, контроль Интернета, уголовная ответственность за продажу запрещенных фильмов, книг и компьютерных программ – все это делается только для того, чтобы выстоять, чтобы защитить как можно больше живущих в нашей стране людей от ползущей по миру заразы.

Война двадцать первого века изменчива. Она не имеет ни начала ни конца, ее не объявляют и потом не подписывают мирных договоров и перемирий. Война касается всех и каждого, каждый – солдат на этой необъявленной войне. Военные угрозы перетекают в экономические, экономические – в компьютерные, и процесс этот движется в обе стороны. Иерархические, государственные образования почти беззащитны перед сетевыми, гибкими и изменчивыми структурами. Горе тому, кто не заметит этих изменений, кто почивает на лаврах давно выигранных кампаний и не готовится к новым. Нужно не только защищаться – но и нападать, наносить ответные удары. Для того чтобы защищаться, было создано несколько структур сетевого типа – комитетов. В армии, в купеческих гильдиях, наконец, в церкви – щит и меч в необъявленной войне. Военный комитет, названный «Клубом молодых офицеров» и занимающийся установлением, оценкой и разработкой методов силовой нейтрализации новых угроз, возглавил лично Цесаревич Николай.

Сейчас Цесаревич остановился перед строем военных, навстречу ему, печатая шаг, вышел начальник испытательного центра полковник от авиации (из поволжских немцев) Теодор (Федор) Манн.

– Ваше Высочество! Личный состав испытательного полигона номер восемьдесят один – тридцать, а также наблюдатели от родов войск построены. Полигон к проведению демонстрационного показа техники готов! Доложил полковник Манн.

Цесаревич протянул для рукопожатия руку – военное братство и новые времена сильно изменили и упростили многие придворные церемонии.

– Приветствую вас, господа! – сказал Цесаревич так громко, что его услышали все.

– Служим России и Престолу! – жахнули несколько десятков глоток. От души – и иностранцам этого не понять. Это не была извечная рабская психология русских, как доверительно сообщали подкидываемые из-за рубежа статейки. Просто все здесь присутствующие знали, что все мужчины венценосной семьи служили в армии, потому что такова традиция, что они – одни из них. Все знали, случись что – и Государь не отступит, не струсит, не побежит, не сдаст позиций – он будет сражаться до последней капли крови против любого врага, подавая остальным пример. С этим – и они готовы были стоять до конца. А все мелкие дрязги и разногласия… да и бес с ними!

– Показывайте, полковник. Что-то я не вижу, что вы нам приготовили…

– Ваше Высочество, техника на время статического показа загнана в ангары. Совсем недавно североамериканцы запустили спутник на геостационар, нацеленный как раз на нас. Нехорошо-с…

Цесаревич улыбнулся.

– Как раз – хорошо. Пусть смотрят. Пусть думают. И пусть – боятся. Страх – не всегда плохое чувство.

– Прикажете вывести на смотровую площадку, Ваше Высочество?

– Зачем? В ангарах – пусть сегодня будет в ангарах.

– Прошу-с… – по-старомодному, как почти никто уже не говорил, сказал полковник Манн, и офицеры потянулись к ангарам…

В первом ангаре было светло и чисто, настолько чисто, насколько это возможно. Нещадно светили ртутные лампы, своим мертвенным, безжалостным светом высвечивая каждую деталь стоящих в ангаре летательных аппаратов.

– Вольно жжете свет, господин Манн…

– Ваше Высочество, согласно рескрипту мы поставили солнечные батареи. Ветряки поставить нельзя-с, потому как мешают работе локаторов. Больше половины энергии для работы базы мы получаем от солнца-с…

– Это хорошо[84].