Подкидыш для депутата. Выбор сердца

Дима, наконец, отпускает меня. Боковым зрением замечаю, как он откидывается на спинку стула и складывает руки на груди, устремив невидящий взгляд на папку в руках доктора. Не могу разгадать непредсказуемого Щукина. О чем он думает сейчас? Может, оставит меня в покое? Откажется, как от испорченного материала? Зачем ему побитая жизнью девушка? Чужая жена. Несостоявшаяся мать. Секонд-хэнд.

И мне не нужен Дима! Больше нет. Я не хочу доверять мужчинам. Они приносят разочарование и боль. Уходят, когда сложнее всего. Думают исключительно о своих чувствах и желаниях. Так поступил со мной Леша, бросив в больнице умирать от горя. Не лучше повел себя и Дима, оставив меня на растерзание бывшего мужа.

С меня хватит. Никаких привязанностей!

— Кхм, вы так быстро решились на вторую попытку… — подбирая слова, аккуратно произносит Илья Романович. — Следовало дать вашему организму время отдохнуть. Разве врачи не предупреждали вас о восстановлении после выкидыша?

— Я не… — закашливаюсь и краснею, вспоминая нашу с Димой близость и выброшенные в мусорку таблетки. — Врачи сказали мне, что я больше никогда не смогу иметь детей.

Слышу рядом с собой глухой кашель. Судя по скрипу старого дерева, Дима ерзает на стуле, но при этом молчит. Наверное, он с удовольствием встал бы и ушел прямо сейчас. Однако сдерживается при докторе, чтобы не портить свою репутацию — самое ценное, что есть у депутата. Что ж, отлично. Доиграем спектакль, а расстанемся, как только выйдем из больницы.

— Врачи не боги. Нам свойственно ошибаться, — тянет гинеколог. — Однако делать такие радикальные заявления, как минимум, непрофессионально, — хмыкает задумчиво.

Пары секунд мне хватает, чтобы обдумать его слова. И как я раньше не догадалась! Все было подстроено!

Обреченно прикрываю глаза. Какая же я наивная дура! Ведь меня убедили в бесплодии специально, чтобы сломать и обозлить. Настроить против Щукина. И толкнуть на месть.

Чертов Емельяненко! Ему ведь ничего не стоило подкупить врача. Деньгами или угрозами — он не гнушается никакими методами, лишь бы достичь желаемого. Очередной яркий представитель рода мужского…

— Бог с ними, — отмахивается Илья Романович. — Главное, что сейчас вы беременны. И, несмотря на обстоятельства, малыш в полном порядке, — делает паузу, чтобы послать мне искреннюю улыбку. — Так, не буду отнимать у вас время, давайте дальше. Ваш вес до беременности?..

Илья Романович продолжает засыпать меня вопросами, на которые отвечаю машинально. Все это время Дима находится рядом, но мыслями витает где-то далеко.

Наконец, доктор отпускает нас. Выписывает какие-то лекарства, витамины. Протягиваю руку за рецептом, но Дима опережает меня. Забирает листок, складывает пополам и кладет в карман пиджака. Я, в свою очередь, думаю лишь о том, чтобы не забыть забрать у него список. Потом. Когда мы покинем стены больницы — и Щукин опять бросит меня. Почему-то даже не сомневаюсь в подобном исходе.

Не выходя из образа заботливого «мужа», Дима протягивает мне руку, помогая встать. Бережно обхватывает за талию — и, попрощавшись с доктором, выводит меня из ординаторской.

В коридоре сталкиваемся с теми самыми журналистами, о которых упоминал Илья Романович. Они тараторят что-то о «картинках», «паре вопросов», "комментариях", но внезапно обращают внимание на меня и замолкают, как по команде. Я теряюсь и невольно жмусь к Диме, а он успокаивающе проводит ладонью по моей пояснице. Именно в этот момент чувствую острое желание спрятаться. Сбежать. От него. От своих возрождающихся чувств.

От надоедливых журналистов, в конце концов, которые изучают меня внимательно. До тех пор, пока молодая брюнетка с микрофоном в руке вдруг ошеломенно пищит:

— Дмитрий Николаевич, ваша жена наблюдается в обычной городской больнице?

***

— Без комментариев! — грубо рычит Дима.

Воздух вокруг буквально электризуется от его неконтролируемой ярости. Я импульсивно вздрагиваю, пытаюсь отстраниться от «источника зла», но он лишь притягивает меня ближе и слегка подталкивает вперед, по направлению к выходу. Журналисты не меньше меня напуганы столь резкой сменой настроения «всегда доброжелательного депутата». Не рискуя испытывать терпение Щукина, они поспешно расступаются, давая нам дорогу.

Вместе с Димой преодолеваем проклятый коридор, который кажется мне бесконечным. Все время, что мы идем, чувствую на себе прожигающие взгляды журналистов. Делаю глубокий вдох только, когда оказываюсь на улице. Жмурюсь от сентябрьского солнца, расслабляюсь на мгновение, теряя связь с реальностью. Но в чувства меня приводит повелительный тон Димы:

— Садись в машину, Кать.

Распахивает передо мной дверь и ждет, пока я выполню приказ. На долю секунды встречаюсь с ним взглядом и замерзаю. Мрачный, холодный, напряженный. Предпочитаю не злить Щукина — агрессия сильного мужчины не нужна нам с малышом сейчас. Знаю, к чему она привести может. Опасаюсь, что в какой-то момент Дима сорвется, как в свое время Леша. Дикий страх за ребенка сковывает всю меня. Поэтому послушно киваю и устраиваюсь в пассажирском кресле.