Подкидыш

— А знаешь, Фрейзе, ты прав. Только любовь может его спасти. Именно это ты и демонстрировал с той самой минуты, как впервые его увидел. Только любовь, да!

— Я бы не сказал, что я с первой минуты… — начал было Фрейзе, но девушка уже ушла.

* * *

Вскоре староста деревни постучал молотком в ворота конюшенного двора, и Фрейзе вместе со служанкой настежь распахнули тяжелые створки. Внутрь сразу хлынула толпа; жители деревни стали занимать места за столами, расставленными по краю медвежьей ямы, словно явились на потраву медведя собаками. Мужчины прихватили с собой крепкого пивка и угощали друг друга и своих жен, которые потихоньку прихлебывали из кружек и смеялись, предвкушая развлечение. Молодые парни привели своих невест и зазноб, и гостиничная кухарка, воспользовавшись случаем, принялась продавать булочки и пирожки прямо у раскрытой кухонной двери. Служанки из гостиницы тоже времени даром не теряли и бегали среди пришедших, предлагая вино и горячее пиво с пряностями. Словом, все готовились к казни, которая воспринималась здешним людом как нечто вроде праздника.

Ишрак видела, что пришла даже Сара Фейрли, неся огромную корзину, полную «волчьей отравы»; следом за ней шагал ее муж, ведя в поводу осла, нагруженного мешками с той же травой. Он привязал осла в воротах и вошел во двор вместе с женой и сыном, на шляпе которого, как всегда, красовался пучок аконита.

— Ты тоже здесь, я очень этому рада, — ласково сказала Изольда, шагнув навстречу Саре. — Рада, что ты нашла в себе силы прийти.

— Моему мужу казалось, что нам следует непременно это сделать, — ответила Сара, но лицо ее было смертельно-бледным. — Он, наверное, думает, что мне будет приятно, когда этого оборотня убивать станут. Ведь все только этого и ждут. Ну, и я, конечно, не могла допустить, чтобы все тут собрались без меня. Ведь тогда все они со мной мое горе разделили. А теперь, ясное дело, хотят увидеть конец этой истории.

— Я рада, что вы все втроем пришли, — повторила Изольда и проводила Сару к шаткому столику, за которым уже сидела Ишрак.

— Значит, серебряная стрела у тебя? — спросила у нее Сара. — Это ты будешь в него стрелять?

Ишрак молча кивнула и показала ей стоявший рядом большой лук и стрелу с серебряным наконечником.

— И ты сумеешь в него отсюда попасть?

— Да. И не промахнусь, — с мрачным видом сказала Ишрак. — Если он действительно превратится в волка и наш следователь это увидит, он подаст мне знак, и я его застрелю. Но я все же думаю, что это не волк — он даже отдаленно на волка не похож — и не оборотень. Скорее всего, это вообще какое-то неизвестное животное.

— Но если мы не знаем, что это за животное такое, и не можем сказать, как оно будет себя вести, так лучше его убить, — твердо заявил муж Сары, но сама Сара невольно вздрогнула, услышав его слова; она то и дело посматривала то на оборотня, то на стрелу с серебряным наконечником. Ишрак, разумеется, это заметила, а Изольда, накрыв рукой дрожащие пальцы Сары, ласково спросила у нее:

— Разве ты не хочешь, чтобы его убили?

Сара покачала головой.

— Не знаю… Я же не могу сказать наверняка, что это он забрал мое дитя. И я совсем не уверена, что это такое уж страшное чудовище, как все говорят. Есть в нем что-то такое, отчего мне его жаль. — Она растерянно посмотрела на обеих девушек. — Вы меня, наверное, дурой считаете, но мне и правда его очень жалко.

Она все еще что-то говорила, когда двери гостиницы распахнулись и оттуда вышли Лука, брат Пьетро и епископ в сопровождении своей свиты ученых и священников. Изольда и Ишрак быстро обменялись выразительными взглядами, и Изольда, шепнув: «Я все-таки скажу ему!» — спрыгнула с платформы и поспешила к Луке, с трудом проталкиваясь сквозь толпу.

— Кажется, полночь уже близко? — спросил епископ.

— Да, и я приказал церковному звонарю ударить в колокол, как только она наступит, — сказал один из священников.

А епископ, наклонившись к Луке, спросил:

— Как ты собираешься осматривать оборотня?

— Я думал дождаться полуночи и прямо отсюда посмотреть, будут ли заметны какие-то перемены в его облике, — сказал Лука. — Если он начнет превращаться в волка, мы совершенно ясно сумеем это увидеть. Хотя, пожалуй, лучше было бы притушить часть факелов, чтобы оборотень смог почувствовать всю силу полнолуния.

— Согласен. Потушите факелы, — приказал епископ.

Как только двор затопила тьма, все сразу примолкли, словно испугавшись того, что творят. Женщины перешептывались и крестились, а маленькие дети жались к матерям и цеплялись за их юбки. Один даже тихонько захныкал.

— Ну вот, в такой темноте я его даже разглядеть не могу! — пожаловался кто-то в толпе.

— Нет, вон он!

Когда двор начал заполняться народом, оборотень спрятался в своем любимом темном углу, а теперь его и вовсе было почти не видно — его темная грива и смуглая кожа сливались с темным частоколом и черной утрамбованной землей. Люди моргали и терли глаза, поскольку дым от потушенных факелов еще не рассеялся. Вдруг староста сказал:

— Он движется!