Подкидыш

В темноте он толком не видел ни самой Ишрак, закутанной плащом, ни блеска ее глаз, зато хорошо различал серебряный наконечник стрелы, нацеленный точно в цель — в оборотня, который, то и дело принюхиваясь, нерешительно, шаг за шагом приближался к кричавшей женщине. А потом вдруг Лука услыхал голос Ишрак, только она кричала не ему, а угодившей в медвежью яму Саре Фейрли, которая, застыв от ужаса, жалась к стене.

— Позови его по имени! — кричала Ишрак. — По имени позови!

Белое неясное пятно — лицо Сары — повернулось в сторону Ишрак, темной тенью высившейся над нею.

— Что? — Похоже, от страха она почти оглохла и не понимала, чего хочет от нее эта мавританка. — Что я должна сделать?

— Разве ты не знаешь, как его зовут? — сменив тон, ласково спросила Ишрак, но серебряный наконечник стрелы по-прежнему был нацелен на оборотня, медленно подползавшего все ближе и ближе к женщине.

— Откуда же мне знать, как зовут этого оборотня? — прошептала в ответ потрясенная Сара. — Вытащи меня отсюда! Ох, ради бога, вытащи меня! Спаси!

— Да ты только посмотри на него! Раскрой глаза и посмотри на него, как смотрит любящая мать! Кого ты столько лет оплакивала? Вспомни, как его имя!

Сара непонимающе уставилась на Ишрак, словно та говорила с ней по-арабски. Потом все же повернулась и внимательно посмотрела на оборотня, а тот еще немного придвинулся к ней. Голова его была низко опущена, и он осторожно переносил вес тела с одной лапы на другую, словно готовясь к прыжку. Он, несомненно, наступал. Почуяв волну страха, исходившего от женщины, он зарычал, показывая желтые зубы, и немного поднял голову, потом сделал еще три очень медленных, каких-то скованных шажка, снова наклонил голову, и стало ясно, что сейчас он ринется вперед и вцепится Саре в горло.

— Ишрак! Стреляй! Скорей застрели этого оборотня! — орал Лука. — Я тебе приказываю!

Но Ишрак, будто не слыша его, продолжала отчаянно призывать Сару:

— Позови его по имени! Назови то имя, которое тебе дороже всего на свете!

Муж несчастной женщины, Ральф Фейрли, бросился в конюшню, требуя дать ему лестницу, чтобы он мог спуститься в яму. Он совершенно позабыл о своем малолетнем сыне, который, застыв от ужаса на самом краю медвежьей ямы, смотрел, как оборотень неуклонно приближается к его матери.

Зрители замерли, в молчании глядя, как оборотень, освещенный теперь неровным светом двух факелов, медленно подходит к своей жертве. Двигался он в точности как настоящий волк: голова опущена вровень со сгорбленными плечами, глаза устремлены на будущую добычу, шаги неторопливы, но решительны.

Фрейзе, сунув зажженный факел прямо в руку Луке, приготовился уже прыгать в медвежью яму со вторым факелом, когда Сара вдруг заговорила.

— Стефано? — еле слышно прошептала она. — Стефано? Это ты?

Оборотень остановился и, словно прислушиваясь, склонил голову набок.

— Стефано? — снова окликнула она его. — Стефано, сынок, это ты? Стефано, сынок?..

Фрейзе застыл на краю арены, глядя, как оборотень медленно поднимается на задние лапы, словно вспоминая, как это — ходить на двух ногах, словно вспоминая ту, которая бережно его поддерживала за ручки, когда он только еще начинал делать свои первые в жизни шаги. А Сара, оттолкнувшись от спасительного частокола, вдруг двинулась к оборотню навстречу, простирая руки, хотя было заметно, что колени у нее подгибаются от страха и волнения.

— Это ведь ты? — с изумлением, но и почти с уверенностью спросила она. — Ну да, это ты… мой Стефано! Мой Стефано! Иди же ко мне, мой мальчик.

Оборотень сделал еще шажок в ее сторону, потом еще один и рывком, который заставил зрителей затаить дыхание от страха, но вызвал у его матери слезы радости, ринулся к ней, и она заключила его в объятия.

— Мой мальчик! Мой мальчик! — Она плакала от радости, обнимая его худенькое, покрытое шрамами тело и прижимая к груди его косматую голову. — Сынок мой!

А оборотень посмотрел на нее сияющими глазами из-под густой гривы волос и сказал голосом маленького мальчика:

— Мама. Мамочка.

* * *

Епископ, оттащив Луку в сторонку, сердитым шепотом спросил:

— Ты что, знал об этом заранее?

— Нет, я ничего не знал.

— Значит, знала твоя служанка! Она ведь уже вложила в лук серебряную стрелу, но все медлила, не стреляла, да так и не выстрелила. И слуга твой знал — он все время кормил этого оборотня и кудахтал над ним. Он наверняка все знал и нарочно завел нас в ловушку!

— Ишрак была готова выпустить в него стрелу, вы же сами это видели, ваше преосвященство. А мой слуга уже собирался спрыгнуть в яму и заслонить эту несчастную женщину собственным телом.

— Почему же она не выстрелила? Она же говорила, что умеет стрелять. Почему она этого так и не сделала?

— Откуда мне знать? Она мне не служанка. Но я, разумеется, спрошу, что у нее тогда было на уме, и обо всем напишу в отчете.

— Отчет нас меньше всего волнует!

— Простите, ваше преосвященство, но отчет о расследовании — это моя личная забота.