Пьетро как ни в чем не бывало взял в руки амбарную книгу в кожаном переплете и быстро перелистал страницы.
— Яйца, — бормотал он себе под нос, — овощи, кое-что из шитья, стирка, переписывание текстов… нет, никаких доходов от продажи золота я не вижу. Золото тут совершенно точно не указано.
— Ты же прекрасно знаешь, брат Лука, что я этого золота не брала! — сказала сестра Урсула, умоляющим жестом касаясь его плеча. — Я ничего не украла! Этим занималась госпожа аббатиса. Это она, ведьма, посылала монахинь замачивать очески в речке, она собирала потом золотую пыль и отсылала ее на продажу. Я же все это тебе уже рассказывала. Да ты и сам все видел. Это не я! Никто никогда не скажет, что я этим занималась. Это все ее рук дело!
— Золото? — изумленно воскликнул дон Лукретили, стараясь все же сохранять подобающее его положению достоинство. — Какое такое золото?
— Госпожа аббатиса и ее рабыня с помощью монахинь добывали в ручье, принадлежащем аббатству, золотой песок и продавали его, — быстро пояснила сестра Урсула. — Я случайно узнала об этом, когда они в первый раз привезли мокрые очески и развесили их на просушку. А нашему следователю это стало известно только вчера.
— И где же это золото сейчас? — спросил Лука.
— Продано купцам на Виа Портико д’Оттавиа, полагаю, — она гневно сверкнула глазами. — А все доходы достались этим ведьмам. И мы никогда ничего вернуть уже не сможем. И ничего никогда наверняка не узнаем.
— Кто же его продал? — спросил Лука, словно ему просто любопытно это узнать.
— Ее рабыня-еретичка, разумеется. Это наверняка она ходила к евреям, которые занимаются скупкой золота, — быстро ответила сестра Урсула. — Уж она-то знает, как в таких случаях поступать нужно и как с ними торговаться. Она, конечно же, и язык их знает, и торговаться умеет — ведь она из тех же краев, что и они, и такая же еретичка. И такая же алчная, как они, готовая на чем угодно нажиться. И такая же отвратительная, как и они… даже хуже!
Лука только головой качал, глядя на нее; казалось, ему жаль, что она так легко угодила в расставленную им ловушку.
— Ты же сама мне говорила, что ни аббатиса, ни ее рабыня никогда не выходили за пределы монастыря, — медленно сказал он и кивнул брату Пьетро: — Ты ведь записывал все, о чем нам рассказывала сестра Урсула в тот день, когда мы впервые вели допросы монахинь? Она тогда вела себя просто очаровательно и горела желанием помочь нашему расследованию.
Клирик порылся в своих записях и сообщил:
— Сестра Урсула сказала: «Она никогда не оставляет аббатису одну, а госпожа аббатиса никогда из монастыря не выходит. Эта рабыня прямо-таки ужас на всех наводит».
Лука повернулся к монахине, успев заметить, что взгляд ее серых глаз — правда, лишь на одно мгновение — метнулся в сторону дона Лукретили, словно умоляя его о помощи; потом она снова перевела взгляд на Луку, а он ровным тоном сказал ей:
— Ты же сама говорила мне, что эта рабыня следует за госпожой аббатисой как тень. Обе они никогда не покидали монастырь, значит, и золото это тоже никогда монастырь не покидало. Ты спрятала его где-то здесь.
Бледное лицо сестры Урсулы стало белым как мел, но она все же не сдавалась, словно черпая мужество из какого-то неведомого источника.
— Ну так ищи его! — крикнула она. — Можешь хоть всю мою кладовую вдребезги разнести, но все равно ничего не найдешь! Можешь обыскать мою комнату, весь мой дом — нет там никакого золота! И ты ничего доказать не сможешь! И ни в чем не сможешь меня обвинить!
— Довольно, — внезапно вмешался в их словесную перепалку дон Лукретили. — Моя проклятая сестрица была грешницей, еретичкой, ведьмой, а теперь, значит, еще и воровкой оказалась. — Он быстро подписал все документы и вернул их брату Пьетро. — Пусть всех незамедлительно известят о решении нашего суда. Объявите за ведьмами погоню, пусть все их ищут. Если нам удастся поймать и бывшую аббатису, и ее подружку-еретичку, я обеих сожгу безо всяких отлагательств, даже рта им раскрыть не дам. — Он повернулся к Луке. — Позволь мне пожать твою руку, — сказал он, — и поблагодарить за столь удачно проведенное и завершенное расследование. Слава богу, теперь все кончено! Все позади. Так давай завершим все это дело, как подобает мужчинам. И поставим точку.
— Нет, точку ставить еще рано, — сказал Лука, высвобождая пальцы из крепкой руки дона Лукретили. Затем он отворил входную дверь и первым вышел на крыльцо, предложив всем остальным последовать за ним. Во дворе в эти минуты как раз грузили на дроги, затянутые черной материей, гроб умершей монахини.
— Что это? — раздраженно спросил у Луки дон Лукретили. — Ты не имеешь права сейчас открывать этот гроб! И потом, мы же договорились. Его отвезут в мою часовню, и монахини всю ночь будут бодрствовать возле него. Но сейчас ты даже касаться его не смеешь. Прояви, наконец, должное уважение. Неужели эта бедняжка мало страдала?