Подкидыш

— Да, это весьма меня беспокоит, — сказала сестра Урсула, снова опуская глаза долу. — Ты же понимаешь, брат, что в этом монастыре вся моя жизнь. И моя дальнейшая судьба в твоих руках. Как и судьба всех моих сестер.

Лука немного помолчал для солидности и веско заявил:

— Разумеется, я не вижу лучшей кандидатуры на пост настоятельницы этого монастыря, чем сестра Урсула. Если монастырь не будет передан под начало братьев-доминиканцев и останется чисто женским и независимым, согласна ли ты, сестра моя, в таком случае принять на себя руководство этой святой обителью?

Она поклонилась и сказала:

— Я совершенно уверена, что наши братья-доминиканцы могли бы отлично управлять и всем аббатством, но если бы меня призвали послужить…

— Нет, если бы меня спросили, стоит ли по-прежнему оставлять его под управлением женщин? — Всего лишь на мгновение Лука вспомнил, как ярко и гордо сияли глаза прежней аббатисы, когда она говорила ему о том, что отец никогда не внушал ей той мысли, что женщинами непременно должны управлять мужчины. И, вспомнив об этом, он с трудом сдержал улыбку.

— Меня может назначить аббатисой только сам дон Лукретили, — с некоторым нажимом заметила сестра Урсула, возвращая Луку к реальной действительности.

— А вы что на сей счет думаете, многоуважаемый синьор? — Лука тут же повернулся к Джорджо Лукретили.

— Этот вопрос следует решать только после того, как монастырь подвергнут тщательнейшей очистке и, возможно, процедуре изгнания дьявола. Но если сестра Урсула готова принять на себя обязанности аббатисы и если ты сам рекомендуешь ее на этот высокий пост, вряд ли можно найти человека, более подходящего для руководства душами этих несчастных молодых женщин.

— Согласен, — сказал Лука и, немного помолчав, спросил, словно эта мысль только что пришла ему в голову: — Но разве, приняв такое решение, вы тем самым не изменили бы волю вашего покойного отца? Разве это аббатство не было оставлено в наследство вашей сестре? Причем не только аббатство, но и прилегающие к нему земли вместе с лесами и ручьями? Разве, согласно его завещанию, все это не принадлежит вашей сестре? И разве не должна была она до конца дней своих оставаться настоятельницей этого монастыря?

— Как убийца и ведьма, она в глазах закона уже мертва, — ответил дон Лукретили. — Она лишилась положенного наследства из-за совершенных ею грехов, и отныне все будет так, словно она никогда и не рождалась на свет. Она станет изгоем, и никто в христианском мире не пустит ее под свой кров, не предоставит ей убежища, поскольку она будет объявлена преступницей. Ей негде будет преклонить свою лживую голову, и с точки зрения закона она будет мертва и превратится для людей в призрак. А новой аббатисой вполне сможет стать уважаемая сестра Урсула, которая исполняла в монастыре обязанности алмонера и, по сути дела, вела здесь все хозяйство. Она же будет распоряжаться и прилегающими к аббатству землями, и всем прочим. — Он невольно прикрыл глаза рукой. — Простите, но мне невыносимо трудно говорить об этом. Я не могу не оплакивать мою погибшую сестру!

— Что ж, вот все и решилось, — сказал Лука.

— Я набросаю отчет о виновности бывшей аббатисы и составлю предписание для ее ареста, — сказал брат Пьетро, раскладывая свои бумаги. — А вы, дон Лукретили, сможете сразу же все подписать.

— Вы скоро уедете, и мы с тобой никогда больше не встретимся, — тихо сказала Луке сестра Урсула, и в голосе ее отчетливо прозвучало сожаление.

— Я должен буду уехать, — ответил он так, чтобы слышала лишь она одна, — ибо у меня есть определенные обязанности и я тоже приносил определенные обеты.

— А я должна буду навсегда остаться здесь, — сказала она, — и по мере сил служить моим сестрам. Увы, пути наши вряд ли когда-либо снова пересекутся… Но я никогда тебя не забуду. Никогда-никогда не забуду!

Лука стоял так близко от нее, что почти касался губами ее апостольника, от которого исходил слабый, но отчетливый аромат духов.

— А как ты поступишь с тем золотом? — спросил он, и она, качая головой, пообещала:

— Я его там, в ручье, и оставлю. Слишком дорого оно нам обошлось. Мне и моим сестрам придется заново приносить обет бедности. Я даже дону Лукретили не стану об этом золоте рассказывать. Пусть это останется нашей тайной — твоей и моей. Хорошо? Возможно, это последнее, что нам с тобой удастся разделить.

Лука низко наклонил голову, чтобы сестра Урсула не заметила горькой усмешки, невольно исказившей его уста.

— Значит, мое расследование закончится тем, что ты, сестра моя, станешь новой аббатисой, золото отныне будет покоиться на дне ручья, а синьору Изольду уже сейчас можно считать покойницей?

Видимо, что-то в тоне Луки встревожило его чуткую собеседницу, и она тут же воскликнула:

— Но это же только справедливо! Именно так и должно было случиться.

— Действительно. Пожалуй, и я уже начинаю понимать, что именно так и должно было случиться. Именно так кое-кто и рассчитывал, — сухо ответил Лука.