— Да. Но я убеждена: она к этому никакого отношения не имеет. И я бы не хотела давать показания, которые могли бы быть использованы против нее. Наши беды и впрямь начались именно тогда — но вы, должно быть, уже знаете, что она и сейчас никаким авторитетом среди монахинь не пользуется, а тогда и вовсе была новенькой и совершенно неопытной; кроме того, она всегда честно признавалась, что в монастырь идти совсем не хотела. Любому монастырю нужен крепкий руководитель, строгая и справедливая настоятельница, которой ее дело действительно нравится. А наша аббатиса до прихода сюда вела жизнь, полностью защищенную от любых невзгод, была обожаемой дочерью крупного землевладельца; ей прощались любые прегрешения, она росла в огромном богатом замке и, разумеется, не имела никаких навыков по управлению святой обителью. Она же росла не здесь, так что ничего удивительного, что она понятия не имела о нашей жизни и о том, как этой жизнью управлять.
— Но разве может она приказать монахиням не видеть того, что является им во сне? Разве они вольны выбирать собственные сны или видения? Или и это вашей аббатисе не удается потому, что она монастырем управлять не умеет?
Клирик Пьетро сделал пометку возле этого вопроса Луки.
А сестра Урсула с улыбкой ответила:
— Ну конечно, она тут ни при чем. Если эти видения суть откровения, ниспосланные Богом, в таком случае ничто и никто не может ни остановить их, ни помешать им. Но если эти видения вызваны заблуждениями или безумием, если эти женщины сами себя запугивают, позволяя своим страхам править бал… Если им просто снятся пугающие сны, а они потом накручивают на это всякие дьявольские истории и рассказывают их другим… Прости меня за излишнюю прямоту, брат Лука, но я провела в этом монастыре двадцать лет и хорошо знаю, что две сотни женщин, живущие бок о бок, способны поднять настоящую бурю в стакане воды по самому ничтожному поводу, если им это позволить.
Лука удивленно поднял брови.
— Они что, способны произвольно вызывать у других лунатизм? Они могут заставить других выбегать ночью из своих келий и тщетно пытаться выбраться за ворота?
Сестра Урсула вздохнула.
— Значит, ты все видел?
— Прошлой ночью, — кивнул он.
— Я уверена, что среди монахинь действительно есть такие — одна или две, — которые и впрямь ходят во сне. И, несомненно, у одной или двух бывают порой вещие сны и видения. Но теперь у нас десятки молодых женщин, которые
— А стигматы? Откуда у той девушки на ладонях эти знаки?
Он сразу заметил, что она потрясена.
— Кто тебе об этом сказал?
— Вчера ночью я видел это собственными глазами. Видел и эту девушку, и других, которые за ней побежали.
Сестра Урсула опустила голову и молитвенно сжала руки; на мгновение Луке показалось, что она молится, просит Господа посоветовать ей, как лучше объяснить все это.
— Возможно, это чудо, — тихо промолвила она. — Мы не можем знать наверняка, откуда взялись эти стигматы. Но, может, никакого чуда и нет. И тогда — защити нас от зла, Пресвятая Дева, — это уже гораздо хуже.
Лука даже наклонился над столом, стараясь расслышать каждое ее слово.
— Гораздо хуже? Что ты хочешь этим сказать?
— Порой истинно верующая молодая женщина сама способна нанести себе пять ран Иисуса Христа. Этим она как бы свидетельствует свою ему преданность. Но иногда они идут еще дальше… — Сестра Урсула нервно передернулась и судорожно вздохнула. — Именно поэтому в монастыре и необходима строгая дисциплина. Монахини всегда должны чувствовать, что здесь о них могут позаботиться так же, как отец заботится о родной дочери. Они должны знать, что существуют строгие границы дозволенного. Однако управлять ими нужно очень осторожно.
— Значит, у тебя есть подозрения, что монахини сами себе такие раны наносят? — спросил потрясенный Лука.
— Все они — молодые женщины, — сказала его собеседница. — И настоящего руководителя у них нет. А ведь они обуреваемы страстями, они неспокойны. Так что нет ничего необычного в том, что они наносят
Брат Пьетро и Лука обменялись изумленными взглядами. Затем клирик, низко опустив голову, еще что-то отметил в своих бумагах.