— У нас уже разработан и производится малой серией крупнокалиберный патрон для нового крепостного ружья, испытывается опытный образец самого ружья, а на стадии разработки чертежей — крупнокалиберный пулемёт под этот же патрон. Дирижабль, сами понимаете, несколько посложнее этих машинок, — слушатели рассмеялись, — Вооружение для него подоспеет явно раньше, чем он сам.
— А для каких целей тогда есть смысл таскать авиабомбы?
— Ну, это если хорошим манерам нужно поучить не рядовых хулиганов, а очень больших и важных. Вот допустим, пожалуются командованию нашей воздушной эскадры наши мореманы на нехорошее поведение какого-нибудь там индо-малайского раджи или китайского ванна. Исполнителей ведь ему рядовых сколько ни прореживай, у него народу там полно, и азиатские бабы ещё нарожают. А вот если по столице его отбомбиться, да не одним дирижаблем, а сразу всей эскадрой, да не по массовой застройке, а по его личному дворцу, да по особнякам его придворных жополизов, да ещё не один налёт ему устроить, а пару-тройку — вот это будет уже наглядный и доходчивый урок хороших манер даже для такого местечкового пупа земли. А то привык тут, понимаешь, что может вытворять всё, что левой пятке вздумалось, и управы на него никакой, — слушатели снова рассмеялись.
— Для бармалеевских царьков хорошая острастка, — заценил володин Александр, как раз вернувшийся с Цейлона по замене, — А то у них там их столицы не на побережье, а в глубине суши, и морским десантом к ним туда не наведаешься. Оштрафуешь их только погромленным и разграбленным портом, но сами они в безопасности отсидятся, а убытки потом новыми поборами восполнят. А вот если с воздуха их бомбами повоспитывать в их столицах — это раз и навсегда всю глубину своей неправоты осознают.
— Абсолютно верно, — подтвердил я, — Для восточного деспота власть и престиж власти важнее и богатства, и благополучия подданных, на которых ему вообще наплевать. Неприятно какое-то время жить похуже, чем привык, пока вновь не содрал с подданных достаточно для достойной его величия жизни, но обгадится он с перепугу только в случае реальной угрозы ему самому. Особенно, если его противник при этом не рискует вообще ничем — это же не просто угроза, а ещё и унижение на глазах у подданных. Наш морской десант южноаравийский царёк отразит, не считаясь с потерями, а нам и небольшие потери нежелательны, и он об этом знает и страшно гордится этим как своим преимуществом. А воздушный налёт, способный смешать его со всем его дворцом в однородную массу, да ещё и абсолютно безнаказанно — это уже совсем другой эффект. Ни от войска никакого ему толку, ни от крепостных стен, ни от расстояния, недосягаемого для морского десанта. Такие уроки не забываются. Проучи таким манером одного, и тогда появление в небе над столицей одного единственного дирижабля, не сбросившего ни единой бомбы, а просто сделавшего над ней круг и молча улетевшего обратно, любой из них безошибочно поймёт как тонкий и пока ещё дружеский намёк на его не подобающее достойному и уважаемому человеку поведение. А если он сам не допетрит, в чём неправ, так придворные выяснят и доложат ему на следующий же день всё, что надо, и чего не надо.
— Но это ведь, досточтимый, только военное применение, — заметила та же самая слушательница, — А ты говорил ещё про рейсовые грузопассажирские полёты.