— Мне понятно ваше беспокойство, — сказал Арон, — но я считаю… нет, я уверен, что у вас больше союзников, чем вам кажется. Даже гоблины знают, что вы один из первых подписали указ об их эмансипации. Нравится нам это или нет, но за ними и наше будущее, Рыс. А история с семафорами разозлила даже упертых традиционалистов. Башни нужны — все хотят получать новости. Все пришли в бешенство. В конце концов, говорили они, занимаются же гоблины и тролли своими делами, а гномы почему нет?
— Нет новостей от Пламена? — спросил король. — Сколько уже времени прошло, сколько месяцев? Никто не крушит башни и не устраивает диверсий на железной дороге? Можно ли надеяться, что этот костер погас?
Арон подал королю кофе и сказал:
— Кажется, лорд Витинари однажды сказал: никогда ничего не предпринимай, пока не услышишь криков. Только Пламен не приползет со шлемом в зубах просить пощады. В нем слишком сильна гордыня.
Рыс Рыссон обдумывал варианты дальнейших действий, и после недолгого молчания Арон продолжал:
— Так вы принимаете приглашение на саммит в Щеботане? В сложившейся ситуации, Рыс, мне кажется очень важным, чтобы вы присутствовали и чтобы вас видели.
— Разумеется. Председателем в этом году будет алмазный король, а мне нужно укрепить свои позиции. Он не отказывает в помощи, но у меня нет желания испытывать его терпение. Он всегда был ценнейшим союзником.
— А… второй вопрос?
— С ним все в порядке, — ответил король и задумался. — Да, мы поедем в Щеботан, но мудрее всего будет оставить Альбрехтсона за главного, пусть позаботится о текущих делах.
Не вполне понимая, как это произошло, и независимо от того, что непосредственно на участке он проводил мало времени, Мокрист как-то умудрился оказаться ответственным по железной дороге. Всякий, кто хотел что-то узнать о поездах, спрашивал у него; всякий, кто терял ребенка в очереди на Железную Ласточку, посылал за Мокристом фон Губвигом; всякий, кто придумывал новую идею для железной дороги, приходил к Мокристу фон Губвигу; и вскоре перестало иметь значение, который был час и где он вообще находился: требования разобраться с чужими проблемами никогда не иссякали.
Мокрист был почти уверен, что спал регулярно, и при малейшей возможности даже дома, а если не дома, то на мягком матраце и под одеялом в одной из теплых литейных мастерских где-то по пути в Убервальд, которые постоянно множились или, за неимением других альтернатив, сворачивался в клубок под брезентом вместе с бригадой железнодорожников, поужинав с ними из одного котла. Если везло, на ужин попадался фазан или даже рябчик, а если не очень, всегда можно было рассчитывать на жаркое из капусты и брюквы и обязательно животного белка, на который никто не захотел бы смотреть при свете дня. Но железнодорожники, особенно передовая бригада, нынче подступающая уже к Шлангу, оказались людьми находчивыми, особенно ввиду традиции ставить силки вдоль железной дороги, чтобы всегда было чем наполнить свои котелки.
Шланг был из числа тех мест, которые указывают на карте только потому, что неловко иметь карту с большими пробелами. Там жили шахтеры, лесники и рыбаки, и закрадывалось подозрение, что те, кто выбирал жизнь в Шланге и его окрестностях, были людьми, которые предпочли бы, чтобы никто не знал, где они находятся. Гуляя по Шлангу, Мокрист был абсолютно уверен в том, что за ним следят. Он решил, что этот город нужно избегать всем, за исключением поклонников невкусной еды и банджо. Но тут имелся даже свой мэр, и город был занесен на карту как станция для дозаправки углем и водой.
Мокрист давно перестал носить пижонские костюмы и сшитые вручную туфли, которые наряду с комплектом официальных головных уборов служили его визитной карточкой в городе. Все это не вязалось с режимом железнодорожных работ, так что теперь он надевал замасленную рубашку, жилет и штаны с завязками на коленях. Ему нравились массивные башмаки и плоская кепка, которая как будто шла с ними в комплекте, и в них он чувствовал себя защищенным буквально с головы до пят. Но башмаки — о, эти башмаки! Тролль может свалиться тебе на голову, и от тебя мокрого места не останется, но на башмаках не будет и царапины! Подошвы были подбиты гвоздями, и каждый башмак казался Мокристу маленькой крепостью. Ничто не страшно башмаку железнодорожника.
Сообщения находили Мокриста, куда бы ни забрасывала его служба — они прибывали поездом, гоблином, кликами, ведь в последнее время в любой глуши находилось место для башни.
Однажды ранним утром в равнинном городке под названием Малый Опух, когда проливной дождь барабанил по крышам самодельных бараков, Мокрист откинул брезент и открыл деревянную дверь перед Из Сумерек Темноты, которого нельзя было назвать промокшим до нитки только потому, что на нем не было ниток[59]. Как только гоблин нырнул под крышу, вся вода с него и вовсе испарилась.
Мокрист машинально бросил взгляд на огни местной клик-башни, и в этот самый момент она замелькала знакомым кодом: сообщение от Ангелы Красоты. Ее коды он знал как свои пять пальцев.