Под звон мечей

– Кстати, я знаю на некотором расстоянии отсюда светлый и прекрасный ключ в лесной глуши, – сказал Хаген. – Там хватит воды на всех нас – и притом ещё чудной, студеной… Предлагаю благородному Сигфриду бежать отсюда к тому ключу взапуски со мною! Кто обгонит, тот первый напьется из ключа и выиграет заклад…

– Я бегаю настолько быстро, – сказал Сигфрид, – что мне немного найдется соперников в беге… И я не хочу выигрывать от тебя заклад без всякого труда!

– О, нет! Ты ошибаешься: – в беге я могу с тобою смело тягаться! – настаивал Хаген.

– Пожалуй, уж если ты так думаешь, я готов бежать с тобою взапуски, – сказал Сигфрид – однако же с тем, что ты побежишь налегке, без всякого оружия, а я с мечом на бедре и с копьем и со щитом в руке.

Поспорили, согласились и побились об заклад. Когда же бег начался, то все действительно увидели, что Сигфрид был прав: он далеко оставил за собою Хагена и мчался к ключу с быстротою оленя.

Добежав первый до ключа, Сигфрид отстегнул меч от пояса, отбросил в сторону копье и щит, и, расположившись на траве, жадно припал разгоряченными устами к струе холодной оживляющей влаги. Хаген, прибежав к ключу вслед за Сигфридом, тотчас решился воспользоваться удобной минутой для выполнения своего черного замысла… Осторожно подкравшись, он поднял страшный Сигфридов меч с травы и отнес его далеко в сторону; потом схватил его острое копье, и, высмотрев внимательно кружок нашитый шелками на его платье, вдруг изо всей силы ударил копьем в этот кружок и проколол насквозь грудь Сигфрида, так что копье проникло до самого сердца.

Сигфрид сразу почувствовал, что рана была смертельна; собравшись с последними силами, он вскочил ещё на ноги, как разъяренный лев, и увидел Хагена, который убегал от него, как заяц… Он хотел было устремиться вслед за ним, с оружием в руках – искал оружие… Но оружия не было под руками. Тогда он схватил лежавший на траве щит свой и мощною рукою метнул его вослед убийце. Щит со свистом рассёк воздух и, если б Хаген не успел отскочить в сторону, то был бы убит наповал… Но это последнее усилие окончательно сломило Сигфрида, и он пал на траву, истекая кровью.

Когда страшная весть об убийстве Сигфрида распространилась между бывшими на охоте, все поспешили к ключу, у которого знаменитый витязь лежал, готовый встретить смерть без робости и уныния. Последние минуты его были торжественны. Увидев в окружавшей его толпе и Гунтера, и Хагена – своих коварных убийц, не постыдившихся прийти вместе с другими к ключу, Сигфрид, обращаясь к ним, сказал с укоризною:

– Верьте мне, вы на себя самих наложили руки!

Когда же он закрыл очи навеки, Гунтер и Хаген приказали охотникам взвалить его тело на телегу и отвезти в Вормс; и там они имели жестокость покинуть тело Сигфрида на пороге опочивальни его дорогой и любимой супруги, Кримгильды…

Можно себе представить отчаянье Кримгильды, горе старого Сигмунда и ужас, овладевший всеми нидерландцами, когда на другой день разнеслась по Вормсу весть о страшном злодеянии, которое нарушало все права гостеприимства, и порывало все дружеские и родственные связи между двумя королевскими домами. Все нидерландцы вооружились и собрались воедино около своего старого короля; грозно и злобно смотрели они на бургундцев, но численность их была до такой степени незначительна, что они не посмели и думать о мщении за своего господина.

Хаген предательски убивает Сигфрида.

Похороны храбрейшего из храбрых были очень трогательными, и картина их, в «Песне о Нибелунгах», принадлежит к лучшим страницам этой замечательной немецкой поэмы:

«Отслужив в соборе, понесли тело Сигфрида к могиле – и весь народ кругом сокрушался и плакал, жалея о почившем. Прежде, чем гроб опустили в могилу, над ним ещё долго читали и пели духовные, которых множество собралось отовсюду на похороны Сигфрида. Несчастная Кримгильда так убивалась у тела его, что её много раз должны были отливать водою: – безмерна была её печаль, и нельзя не дивиться тому, что она перенесла её и осталась в живых… Воплям Кримгильды вторили многие женщины. Когда, наконец, уже следовало опустить гроб в могилу, королева сказала:

– Дайте мне ещё раз его обнять, ещё раз взглянуть ему в лицо!

И она просила так упорно, так настойчиво, что ей не могли отказать, и взломали для неё богатый гроб Сигфрида. Тогда она приподняла его прекрасную голову и принесла последнее лобзанье благородному рыцарю… И из светлых её очей закапали кровавые слезы! Она не могла более устоять на ногах, и без чувств упала на руки окружавших её женщин».

По окончании всех печальных церемоний, Кримгильда впала в то тяжелое отупение, которое следует за каждым истинным горем. Она не вникала ни во что, кругом её происходившее, и ко всему относилась безучастно. В Нидерланды она не захотела уехать, не пожелала покинуть Вормс, где погребен был её милый, дорогой, незабвенный Сигфрид; а когда её мать, Ута, основала близ Вормса монастырь и в нем заняла одну из келий – к ней переселилась на житье и Кримгильда, и велела туда перенести останки Сигфрида.