Несмотря на вымотавшую меня суточную смену, сон всё не шёл. В голове крутились безумным калейдоскопом кадры из фильмов о зомби, и откуда-то из темноты доносились обрывки Алининых фраз: «Поддельные газеты… Объявления… Фейсбук, контакт, твиттер, инстаграм… Люди из милиции, армии, больниц…». Лишь когда утренние сумерки уступили место сырой блеклой серости дня, мне удалось провалиться в тревожный сон.
– Не смей так говорить со мной! Я ни в чём не виновата! – завопила Алина, столь яростно захлопнув ноутбук, что заштормило красное вино в бокале рядом с компьютером.
– А кто виноват?! – орал я в ответ. – Алина, господи, там же погиб человек!
– Вообще-то, не один… – тихо сказала она, отвернувшись.
– Что?!
– Были стычки в супермаркетах…
– О боже!!! И ты так спокойно об этом говоришь?! Ты – та, кто всё это начала?!
– Ничего я не начала!!! – заорала она, вскочив, и опрокинув, наконец, это чёртово вино. Её волосы растрепались; на белой футболке появилось ярко-красное пятно, как у жертвы маньяка из ужастика, но она ничего не замечала. – Я просто организовала перформанс! Это, мать его, искусство!!! Возможно, величайший акт творения в истории! Никто же не осуждает Стивена Кинга, если какой-нибудь урод начитается его книг, а потом начнёт сжигать людей заживо, или…
– Но тут другое! Это же вы! Всё вы!
Я бессильно махнул рукой и уставился на пустой мольберт и старые холсты, стоящие у стены.
– Знаешь, раньше ты не был таким ханжой! «Боже-боже, люди умирают!», – передразнила она меня. – Да они и так умирают! Каждый день! Режут друг друга за десятку, чтобы похмелиться, таранят на дорогах, стреляют, рубят, взрывают. А скольких вы убиваете в своих больницах… Пусть эта бессмысленная энергия уничтожения хоть раз послужит высокой цели! К тому же им всем давно нужно выпустить пар!
– Ты безумна, – прошептал я, пятясь к двери. – Ты совершенно точно рехнулась! Ты не ведаешь, что творишь…
– Вот и нет, Женечка! – кричала она мне вслед, когда я спускался по лестнице. – Я-то как раз нормальна! Я дала им возможность хоть ненадолго выйти за рамки и пожить по-настоящему!
Я вышел на улицу и привалился к стене, тяжело дыша. Внутри воцарилась тьма. Стало жутко, и не только от того, что говорила Алина.
Страшнее всего было то, что я хотел верить её безумным словам.
Приперевшись домой, я включил телевизор и понял, что обстановка ухудшилась. Весь Крым охватили паника и беспорядки. Правительство приняло решение блокировать Перекоп и прекратить авиационное, железнодорожное и морское сообщение с полуостровом. Однако было поздно – вспышки таинственного «заболевания» начались в других крупных городах. Я смотрел на ужасные кадры массовых побоищ в продуктовых магазинах, на вокзалах и заправках, военные кордоны, вертолёты над городами в дыму и пламени пожаров… «Заражённых» показали лишь раз – толпа, совершенно лишившаяся человеческого облика, напала на какую-то парочку прямо посреди улицы. Их просто разорвали на части… Я видел, как человек в белой когда-то рубашке, до сих пор застёгнутой на верхнюю пуговицу, рвал зубами руку упавшей девушки, и в глазах его не было ничего человеческого. «Боже… Боже…» – только и мог бормотать я, сидя перед экраном и понимая, что все эти люди – здоровы, если говорить об их физическом состоянии. Они просто стали жертвами взрыва массового безумия, фитиль которого подожгла Алина и её друзья-«художники».
Зазвонил телефон, и я нехотя взял трубку.
– Женя, ты? – голос Авдеева нервно дрожал. – Срочно приезжай в больницу. Распоряжение министерства.
«Ну вот. Началось», – подумал я и пошёл обуваться. Пока я натягивал кроссовки, из телевизора донеслось:
– Морские пехотинцы Черноморского флота РФ открыли огонь при попытке заражённых прорваться на территорию одной из воинских частей. По предварительным данным, погибло около двух десятков людей, множество раненых…»
В больнице царил возбуждённый гул. Всех, свободных от смен, собрали внизу, в холле. В центр вышел чиновник из Горздрава и начал что-то очень тихо вещать. Стоя в последнем ряду, я едва мог разобрать отдельные слова и фразы:
– Сохранять спокойствие… Помешательство… Никакого вируса… Карантин… Эвакуация…
Слова противоречили друг другу, и я оставил попытки понять официальную позицию начальства по поводу зарождающейся эпидемии. Я отошёл к стене и стал думать. Нужно было как-то сообщить всем то, что мне известно: нет никакой болезни, никаких «заражённых», всё это – лишь чудовищная, хорошо спланированная шутка заигравшихся «деятелей искусства».
И вдруг, стоило мне осознать свою беспомощность, как огромное цунами отчаяния накрыло меня, заставив вжаться в холодный бетон.
В воцарившемся информационном хаосе, в котором бомбами разрываются сообщения Алины и её друзей, мой голос будет просто писком. Интернет, телевидение, радио, пресса – всё это теперь территория безбрежной анархии.
Думая о собственной беспомощности и неспособности повлиять на разверзшийся внезапно ад, я поплёлся в отделение. Нужно работать. Стараться освободить места для тех, кого скоро станет предостаточно.