Под знаком Софии

– Не буду тебя ругать. Послушай, лучше, – махнул рукой князь, – флоту к Березани не подойти.

– Так, – подтвердил Головатый и попытался сообразить, к чему клонит Потемкин, – не подойти…

– А вот казацкие чайки подойти к Березани смогут. К тому же верные казаки, – продолжил свою мысль светлейший, – умеют издревле примеряться к подобной обстановке. Им было не привыкать ходить на Константинополь в своих ладьях. И крепость на острове Березань казакам доступна.

– Так вот оно що? – догадался Головатый. – Так тобi Березань взяти треба, батьку?

– Как воздух, надобно! – подтвердил Григорий Александрович. – Комом это укрепление сидит у меня в горле.

– Наияснейший гетмане…. – полушутливо-полусерьезно начал Головатый.

– Антон, – оборвал его Потемкин, – давай без выкрутасов, говори прямо.

– Гриць, – хитровато прищурил один глаз Головатый, – а хрест за фортецю буде? Додому відпустиш чи ні? Пора вже мені повертатися.

– Ты только возьми Березань, – просил Потемкин, – будет тебе крест, и дом, и Ульяна. Все тебе будет.

– Якщо так, я згоден, батьку, – решил Головатый и добавил с пылом былого семинариста: – Боже, помози на Березань!

В одну из темных осенних ночей запорожцы Головатого на чайках поплыли к Березани. Штурм начался ранним утром, видимость была очень плохой, остров утопал в молочном мареве. Туман оказался спасительным и помог казакам незаметно приблизиться к острову.

«Бачу, ти, Ульяна, мені допомогаєш, – подумал Головатый. – Серце твоє у цьому тумані…». Подплывая к острову, он вспоминал густой туман, который плыл над селом в их прощальное утро. Тогда в тумане тонуло круглое личико Ульяны – теперь перед ним вставал опрокинутый в мутноватое марево остров.

Запорожцы пристали к острову не с западной стороны, где была пристань, а с северо-восточной. Здесь берег был весь изрезан ракушечными скалами и гротами. В этих гротах и схоронились казаки. Улучив момент, когда большая часть гарнизона крепости вышла на работы по заготовке камыша на топливо, запорожцы Головатого без единого выстрела сняли часовых и овладели укреплением. Здесь казаки сменили рубахи и шаровары на турецкую одежду.

Ожидание текло томительно. Казалось, что едва различимый крик «Ашхаду ан ля илляха илля Ллху!» раздался не через несколько мгновений, а через бесконечную вереницу часов. Казаки не могли видеть, но знали наверняка, что пропел эти слова мулла в белом тюрбане. После утренней молитвы должны были начаться хозяйственные работы.

Все это время десант Головатого ждал турок в засаде. Примерно через полчаса небольшими отрядами стали возвращаться турки с камышом. Переодетые казаки впускали их в крепость, а потом брали в плен и связывали. Всего было пленено 280 турок – во главе с двухбунчужным пашой.

Одна из групп турок, увидев переодетых казаков, попыталась было достичь береговой батареи, чтобы огнем ее пушек выбить неприятеля из укрепления. Но береговые пушки уже были захвачены казаками. Отряд запорожцев достиг острова вплавь и развернул их в противоположную сторону от берега. После первого залпа турки подняли руки над головой, прося пощады.

Как только был пленен последний турок, Головатый поднял на флагштоке российский флаг. На наблюдательном пункте очаковской крепости флаг немедленно заметили. Печальную для турок новость о взятии острова Березань сообщили коменданту сераскиру Гусейн-паше.

– Что это за флаг, – закричал он, – что происходит на Березани?

Начальник караула опустил подзорную трубу и от страха не мог выговорить ни слова. Гусейн вырвал трубу из трясущихся рук подчиненного.

Увиденное заставило Гусейн-пашу побагроветь и выругаться. В подзорную трубу он разглядел поднятый над крепостью российский флаг и голые задницы запорожцев, которые, хохоча, демонстрировали их неприятелю, спуская широченные шаровары. В это время к острову приближалось пять русских галер…

В ту же ночь другая часть казаков, посланная на Гаджи-бей, сожгла там склады с продовольствием и снаряжением для Очакова. Теперь Потемкин был уверен, что крепость долго не продержится.

Головатый снова появился в палатке Потемкина с ключами от крепости Березань. На голове у него был тюрбан двухбунчужного паши.

Сам паша находился рядом, но ни один мускул на его лице не выдал волнения или негодования. Он с гордой покорностью судьбе смотрел на гяуров и не произносил ни слова.

– Кресту твоему поклоняемся, владыко! – загрохотал Головатый, едва войдя в палатку.

Под хохот ближайшего окружения светлейшего и серебристый смех красавицы гречанки Головатый поведал некоторые подробности операции. Свой рассказ запорожец сопровождал жестикуляцией и в ролях показывал все подробности. Однако он не стал шокировать графиню Витт снятием шаровар.

В палатке был накрыт стол, к которому Потемкин пригласил пашу и других пленных турецких старшин. Когда аудиенция была окончена, Григорий Александрович преподнес паше бриллиантовый перстень.

– К чему этот дорогой подарок? – удивился турок.

– В честь нашего праздника, – рассмеялся Потемкин, – поверьте, ваш подарок нам намного дороже.