– Меня отозвали из Константинополя! – Кароль почти не скрывал обиды. – Я повиновался приказу Вашего Величества. К тому же в Варшаве меня ждала невеста, пани Домбровская. Божьей волей я ныне женат.
– Божьей волей твоя гречанка стала графиней! – рассмеялся король. – И князь Адам посоветовал мне пригласить ее ко двору, украсить собой этот старый замок.
– Właśnie tak[15]… – поспешил подтвердить Чарторыйский. («Смеется, рисуется, – думал Боскамп-Лясопольский, с ненавистью вглядываясь в красивое, холеное лицо короля. – Успел позабыть о том, что на престол Речи Посполитой его посадила русская императрица Екатерина. Наш дражайший король был ее любовником в те далекие времена, когда именовался всего лишь Станиславом-Августом Понятовским. Ему ли осуждать меня!»)
Король сделал еле заметный знак камергеру, и Рыкс распахнул тяжелые оконные створки. С высоты второго этажа Замковая площадь была как на ладони. На мгновение Станиславу-Августу показалось, что с тридцатиметровой колонны на него смотрит Сигизмунд III Ваза и его суровые бронзовые губы безуспешно пытаются что-то произнести, о чем-то предупредить…
«И чего мне в самом деле бояться? – спросил у самого себя король. – Мало ли красавиц видели эти стены? Ни одна из них не затмит Фике… Ах, Фике, великая княгиня Екатерина… Она стала императрицей и сделала меня королем…»
– Где же сейчас твоя прекрасная пани? – спросил король у Чарторыйского.
– В Варшаве, Ваше Величество, – ответил Чарторыйский. – Супруги Витт ожидают приглашения в замок.
– Так пригласи их! – решил король. – Посмотрим, какова эта греческая богиня… Так ли хороша, как утверждает наш друг Лясопольский… И другие лица, которые пожелали остаться неизвестными.
Кароль побагровел. В этот душный день ему предстояло испить до дна чашу унижения, как некогда, в Константинополе, греческой девочке, которую он считал подходящей горничной для пани Домбровской. Теперь Лясопольскому предстояло увидеть сиятельную графиню Витт…
Поставляя красавиц Его Величеству Станиславу-Августу, князь Чарторыйский намеревался ослабить правление и без того слабого короля. Понятовского, ставленника русской императрицы, до сих пор снедала печаль по великой княгине Екатерине – тоненькой Фике, ставшей дородной матушкой-государыней. Чтобы развеять эту печаль, королю нужны были бабочки-однодневки, все эти польские шляхтянки, которые озаряли собой унылые стены и улетали прочь, опалив тоскливым равнодушием Понятовского хрупкие крылышки своей красоты и молодости. А пока король Речи Посполитой тщетно пытался развлечься, сиятельный паук – князь Чарторыйский – плел прочную сеть интриг, в которой легкомысленный король непременно должен был запутаться.
Графиню Витт князь Чарторыйский решил попросить о маленькой услуге. Ей следовало намекнуть одному из первых польских вельмож, что два ближайших советника короля – камергер Рыкс и генерал Комаржевский – задумали убить Чарторыйского. Сиятельный князь считался одним из главных претендентов на королевский престол и был уверен, что враги Станислава-Августа не преминут воспользоваться этим доносом, чтобы обвинить короля в посягательстве на жизнь своего двоюродного брата – истинного польского патриота Чарторыйского. Греческой красавице князь отводил неблаговидную роль – вызвать в рядах польской шляхты недовольство королем, севшим на трон Речи Посполитой при помощи русской императрицы. Донос, прозвучавший из очаровательных уст Софии Витт, усилил бы партию польских патриотов, противников влияния русского правительства на польские дела.
– Я убежден, – увещевал Софию Чарторыйский, – что скромная роль жены Юзефа Витта несовместима с вашей красотой и умом…
– Что же вы собираетесь предложить мне взамен? – Софию смешила уверенность этого старика в своем праве на ее бессмертную душу, и она с трудом сдерживала вполне понятный гнев.
– Ваш муж получит чин генерала и должность коменданта Каменецкой крепости вместо отца! – ответил искуситель и добавил чуть слышно: – Однако это случится лишь тогда, когда сейм сделает меня королем Речи Посполитой и низложит Понятовского.
– И чем же вам не угодил Понятовский? – София обворожительно улыбалась этому покупателю человеческих душ, которого намеревалась обвести вокруг пальца – благодаря помощи Сен-Жермена и собственной ловкости. – Говорят, русская императрица к нему благоволит…
– Именно тем, графиня, что русская императрица к нему благоволит! – Чарторыйский тщетно пытался заглянуть в закрытую от него душу собеседницы (неужели эта красивая девчонка еще и умна?). – Речи Посполитой не нужен русский ставленник на польском троне.
– Я не советовала бы вам, князь, ссориться с императрицей Екатериной! – невозмутимо заметила София. – Польский гонор и польские сабли непременно проиграют русскому золоту и русским штыкам. К тому же Его Величество Станислав-Август не так слаб, как вам кажется. Вы непременно потерпите поражение, князь, а я не привыкла участвовать в заведомо безнадежных партиях.