– Дело в том, что господина Пискарева убили. В Москве.
– Неужто моим кинжалом?
– Да отчего вы взяли, что его именно кинжалом убили? По правде сказать, я и сам не знаю, как он был убит. Это госпожа Кузнецова мне телеграмму прислала, просила узнать что-нибудь о нем. А мне сказали, что он однажды письмо отправлял адресату в Томске. А у нас ведь редко пишут по городу, проще ведь доехать или пешком дойти до любого места, вот я и заинтересовался. И что фамилия у того адресата трудная, мне сказали. А тут я вашу вывеску увидал и зашел к вам. Так что вы не беспокойтесь ни о чем.
– Вот оно как! – печально произнес гравер. – А фамилия у меня еще и не слишком трудная. Я вот с одним сербом был знаком, так у него в фамилии ни единой гласной буковки не было. Ну-ка попробуйте повторить…
Петя и с третьего разу не смог выговорить ту сербскую фамилию. Даже запомнить не сумел. Да и надоели ему фамилии, на которых язык сломать можно.
За ужином Петя рассказал о своих поисках отцу. Тот, к сожалению, ничего нового сообщить не мог. Зато они посмеялись над всей этой историей с «лошадиной фамилией», над удивительным совпадением – один и тот же мастер делал гравировки на подарке для Даши и на кинжале для убитого в Москве студента. Тут Петя вдруг припомнил смешные совпадения фамилий в студенческом общежитии.
– Этакое случается, – сказал ему отец. – Я вот когда служил, у нас в полку были три офицера – Черноконь, Белогривов и Кобылинский. Но еще смешнее история с каптенармусом[56]. Мало того, что сам он носил весьма удивительную фамилию Шлагбаум, так у него под началом служил Оглоблин. Их все звали не иначе чем Палкин первый и Палкин второй.
– Э… а при чем тут Палкин? А! Понял! Оглобля, по сути, большая палка, и шлагбаум тоже палка, или та же оглобля, которой дорогу перегораживают.
Они посмеялись неприхотливому армейскому юмору, но папенька вдруг стал серьезен.
– Я не хочу и не стану тебе ничего запрещать, – сказал он. – Но отчего-то вдруг мне стало немного боязно за тебя, но больше за Дашу. Понимаешь, все эти масоны, мальтийцы и прочие тайные ордена – штука непонятная. У нас сейчас в Томске масонской или какой иной ложи нету, иначе я бы знал. Но есть несколько их представителей. Люди приличные и ни в чем дурном не замеченные. Есть и среди постоянных приезжих такие. Я у тех, с кем поближе сошелся, спрашивал: зачем вы стали членами ордена? Плечами жмут, мол, сами понять не можем. Манили чем-то таинственным и неведомым, а так никаких тайн нам не открыли. Но это были стоявшие на самых первых степенях посвящения. А те, кто повыше – те просто молчат или отшучиваются. Но главное, что ни от кого толком ничего не известно, что там в этих орденах происходит. Может, это игра такая, может, есть у них свои тайны, но безобидные. Но может, и не столь безобидно все. Но все неизвестное опасно! Не знаешь, ужик перед тобой или гадюка ядовитая – держись подальше. Не можешь остаться в стороне – прокрадись незаметно.
– Да и уж может цапнуть, ого-го! Помнишь, Никиту укусил, так заражение случилось, едва ему палец не отрезали.
– Вам нужно было бросать свои удочки и бежать в больницу, тогда ничего бы такого не случилось. Но ты прав, даже безобидный ужик может укусить очень больно. Вот я и посчитал нужным с тобой этим чувством опасности поделиться. А ты уж и Дашу предупреди на всякий случай. И еще. Постарайся в переписке впрямую об этом не упоминать. Особенно в телеграммах.
«Племянник так увлекся строительными делами, что даже на столовые ножи гравировки сделал со строительными принадлежностями, у того самого гравера, что для вас на подарке полицмейстера надпись делал. Папа о вас очень беспокоится, говорит, что сейчас везде гололед и нужно быть осторожной, а то вы вновь ударитесь головой. А я вспомнил, как к племяннику летом шмель залетал, очень опасное насекомое оказалось. Он тогда еще одного каменщика ужалил и кучера, что раньше студентом был.
Скучаю. Петя».
Петя перечитал свою телеграмму и решил, что Даша обязательно поймет все правильно.
23
Поначалу мне не слишком хотелось заниматься подготовкой нашего номера с карточными фокусами, который пришлось столь неожиданно пообещать директору гимназии. Но постепенно эта идея начала мне нравиться. Захотелось снова оказаться на сцене, пусть на этот раз в качестве актрисы, чего я слегка побаивалась. Мы несколько раз обсудили этот вопрос с маменькой, она много чего объяснила и подсказала. Одного не сказала, чего мне это будет стоить, каких усилий и нервных напряжений.