- Проклятая кровь прольется, - нараспев произносит Тиар-Хин, - И мир сгорит в черном пламени, оставив лишь пепел, из которого ничто не сумеет возродиться. Сделай, что должна, - повторила она, взмахом тонкой белой руки указывая туда, где деревья росли гуще, а воздух казался еще неподвижной.
Я послушно двинулась туда. Другого выбора у принцессы черного феникса просто не было.
И, похоже, я снова ошиблась - простые сны мне не снятся вовсе… 30. Шейд
Снятся мне порой вещие сны… Не так часто, как можно было ожидать. Обычно у нелюдей - даже полукровок - "шестое" чувство обострено до невозможности, что отражается, в том числе, и в тонком мире. Но я обычно и вовсе снов не вижу, а уж таких реалистичных… Когда ощущает каждый листок под ногами, как вживую втягиваешь носом запах осени и влажной земли. Когда, будто наяву, сердце готово разорваться от тревоги - только неизвестной и необъяснимой.
Я не знал, куда деваться от этого жуткого и опустошающего чувства - словно я потерял или вот-вот потеряю что-то важное. Судорожно оглядываясь по сторонам и не видя ничего, кроме бесконечных колон древесных стволов, я так и не смог понять, что же именно.
Мгновением спустя вокруг что-то необъяснимо изменилось. Словно бы откуда-то вдруг потянулась тонкая мелодия - настолько тихая, что ее и не слышишь, а только догадываешься - невыразимо прекрасная, но отчего-то пугающая. Она походила одновременно на пронзительную колыбельную, которая мать может петь ребенку, умирающему у нее на руках; на негромкий плач над могилой самого близкого человека; и на отчаянную молитву, полную какой-то полумертвой бессмысленной уже надежды. И я пошел за этой песней, поддавшись ее странному очарованию и сердцем чувствуя, что так сумею отыскать свою неизвестную потерю.
Не знаю, сколько я шел. Усталости не ощущал, а определить время не давало это неизменное освещение, атмосфера вечного сумрака. Да и мелодия, кажется, не становилась ни тише, ни громче, однако она немного изменилась, наполнившись какой-то, пока затаенной яростью - как у воина, который заканчивает стенать над трупами убитых друзей и готов уже снова подняться, взять меч в руки и отомстить врагу. По-крайней мере, так показалось мне…
Что-то мелькнуло между деревьев, увиденное только краем глаза и сразу исчезнувшее. Не задумываясь, я бросился туда, пытаясь настигнуть странное видение. Но теперь странный лес стал и вовсе каким-то лабиринтом - я петлял между стволами, задыхаясь от запаха прелой листвы, и время от времени видя где-то впереди край белого платья… И еще громче и пугающей становилась песня, теперь в ней кроме музыки и невнятных звуков появились и слова на неизвестном мне языке. Теперь это больше напоминало какое-то заклятие, чем молитву или колыбельную.
Сердце билось о ребра почти что в агонии, стало вдруг ясно: если не настигну видение в белом платье, случится что-то страшное. Впрочем, даже если настигну - оно все равно может случиться. Но тогда у меня появится хоты бы крошечный шанс.
И вот, я вылетел на небольшую полянку и увидел Ее. Она стояла ко мне полубоком, а лицо было прикрыто маской. И все равно, не узнать было невозможно…
Я собирался уже окликнуть любимую по имени, но замер, так и не зная, какое назвать. Дело было в том, что каждое мгновение Она изменялась, перетекая из одного образа в другой, будто вода. Длинные волосы становились то пепельно-русыми, то темнели почти до черноты… Подозреваю, что и с чертами, скрытыми под маской, происходило то же самое. Песня стала совершенно оглушающей, она чуть ли не сбивала с ног, как ураганный ветер. Я так и не понял, кто же передо мной: Миа-Кхель или Эни? Мне нужно было подойти ближе, сорвать темную личину, заглянуть в глаза… Но казалось, что оставшиеся несколько шагов сделать невозможно.
"Позови…" - шепнул кто-то в моей голове. Я бы и позвал, если бы знал…
Звуки музыки, превратившейся теперь в какую-то какофонию боли, гнева и ненависти, забиваются в горло песком, не дают ни сказать, ни прошептать такие нужные слова. Девушка все еще не замечает мое присутствие.
Слова… Имя… Что я должен сказать!? Все так сложно. Или, быть может, наоборот - просто до безумия? Только бы она услышала, только бы гнет несправедливой обиды не закрыл ее сердце.
С трудом мне удается разлепить губы, на них проступает кровь, а вокруг фигуры в белом платье собирается какой-то темный туман, и становится ясно - не успею сейчас, потеряю навсегда.
- Я люблю тебя! - я кричу это, пытаясь заглушить ужасающую музыку, пытаясь дозваться до той, что уже почти шагнула в бездну. Она медленно оборачивается, глаза в прорезях маски черны настолько, что это пугает. В них пусто, как в двух омутах, в них - Вечность и Смерть. Но неожиданно в этой черноте осколками звезд засияли слезы.