– Я вижу, ты куда-то уходишь.
– Да, ухожу и страшно опаздываю. Но… – Она отступила назад. – Ты входи, а то на улице холодно.
– Значит, можно войти?
– Можно. – И она снова сказала: – Мне нужно идти. – Как будто ее уход был сейчас своего рода аварийным люком, некоей возможностью спастись во вроде бы невозможной ситуации.
Она повернулась и стала подниматься по лестнице. Он пошел было за ней, но вдруг замедлил шаги, сказав:
– Я забыл в машине сигареты.
Он метнулся к входной двери и выскочил на улицу. Она ждала его на лестнице. Через минуту он вернулся и закрыл за собой дверь. Она снова пошла вверх по лестнице и, включив свет на верхней площадке, встала спиной к выключенному камину.
Оливер последовал за ней, осторожно и внимательно осматривая уютную комнату, светлые стены, мебель, обитую веселым ситцем с весенними цветами. Угловой буфет из сосны, который Виктория нашла в магазине подержанных вещей и сама привела в божеский вид, ее картины, ее книги.
Он удовлетворенно улыбнулся:
– Здесь ничего не изменилось. Все осталось так, как было. Это здорово, когда ничего не меняется. – Он перевел взгляд на ее лицо. – А я думал, что ты уехала. Вышла за кого-нибудь замуж и переехала. Я был почти уверен, что дверь откроет совершенно незнакомый мне человек. И вдруг появилась ты. Это просто чудо.
Виктория поняла, что совершенно не знает, что сказать. «Наверное, я лишилась дара речи», – подумала она. Пытаясь найти хоть какие-нибудь слова, она заметила, что тоже оглядывает комнату. Под книжным шкафом был небольшой бар, где она держала скудный набор бутылок с напитками.
– Хочешь что-нибудь выпить? – спросила она.
– Да, очень хочу.
Она положила сумочку и присела на корточки перед баром. Там оказался херес, полбутылки вина, почти пустая бутылка виски. Она вынула виски.
– Боюсь, что выбор небольшой.
– Отлично. – Он взял у нее бутылку. – Я сейчас…
Он исчез в кухне. Он вел себя в ее квартире как дома, будто ушел из нее только вчера. Она услышала звон стекла, шум воды из крана.
– Тебе налить? – крикнул он.
– Нет, спасибо.
Он вышел из кухни со стаканом в руке.
– Где будет вечер, на который ты идешь?
– В Кэмпден-Хилле. У друзей моей матери.
– И долго он будет продолжаться?
– Не думаю.
– Ты вернешься к ужину?
Виктория чуть было не рассмеялась, потому что в этом был весь Оливер Доббс: он приглашает ее на ужин в ее собственной квартире.
– Думаю, что да.
– Тогда отправляйся в гости, а я подожду тебя здесь.
Заметив выражение ее лица, он быстро добавил:
– Это важно. Мне нужно поговорить с тобой. И разговор у нас будет долгим.
Его слова прозвучали зловеще, как будто за ним кто-то гнался, например полиция или какой-нибудь головорез из Сохо с пружинным ножом.
– С тобой ничего дурного не случилось?
– Ну что ты забеспокоилась! Ничего не случилось. – И добавил совсем буднично и спокойно: – У тебя в доме есть еда?
– Есть немного супа. Бекон и яйца. Я могу сделать салат. Или, если хочешь, можем пойти поужинать в ресторан. Здесь совсем рядом есть греческий ресторан, он только что открылся…
– Нет, мы никуда не пойдем. – Он сказал это так решительно, что у Виктории снова возникли дурные предчувствия. А он продолжал: – Я ничего не хотел говорить тебе, пока не выясню, какова у тебя ситуация. Дело в том, что в машине есть кое-кто еще. Нас двое.
– Двое?
Она тут же представила себе или подружку, или пьяного приятеля, или даже собаку.
Вместо ответа Оливер поставил стакан и снова сбежал вниз по лестнице. Она слышала, как он распахнул дверь и зашагал по мостовой. Она вышла на верхнюю площадку и ждала его возвращения. Дверь осталась открытой, и, вернувшись, он осторожно закрыл ее ногой, потому что руки у него были заняты: он держал большой сверток с мирно спящим малышом.
Было четверть восьмого, когда изнурительный рабочий день подошел к концу и Джон Данбит наконец въехал в своей машине на относительно спокойную улицу Кадоган-Плейс через узкий проезд между тесно стоявшими автомобилями и с трудом протиснулся к нужной ему парадной двери, чтобы там припарковаться. Он выключил мотор, погасил свет; протянув руку, взял с заднего сиденья пухлый портфель и плащ. Затем вылез из машины и запер ее.
Он вышел из конторы и начал нелегкий ежедневный путь домой под проливным дождем, но сейчас, спустя полчаса или около того, дождь вроде бы чуть-чуть утих. Было темно и ветрено, и по небу, бронзовому от света городских огней, неслись дождевые тучи, не предвещавшие ничего хорошего. Однако после десяти часов работы в жарком и душном помещении ночной воздух показался ему свежим и бодрящим. Медленно шагая по тротуару с портфелем, стукавшимся о его ногу, он пару раз глубоко вздохнул, набрав полные легкие воздуха, и подставил лицо свежему холодному ветру.