— Не уверена, что я хочу этого, — буркнула Арина, бессмысленно уставившись в витрину, — в любом случае, спасибо вам. Неловко использовать такого занятого человека, как личного психотерапевта, но после наших разговоров мне действительно становится легче.
— Всегда к вашим услугам, голубушка.
Вещи собраны, папа уже деловито пристроил в багажник Аринину сумку и ноутбук, собираясь тронуться в путь, как в арку въехал знакомый автомобиль. Арина ощутила болезненный укол в сердце.
— Пап, подождешь минутку? И поедем.
— Конечно, конечно, — невозмутимо ответил папа и с преувеличенно заинтересованным видом уткнулся в первую попавшуюся рекламную газету.
Он уже вышел из машины и просто стоял рядом, ожидая, когда подойдет Арина. Арина сцепила зубы и приблизилась. Ярослав протянул руку. В ней что-то блеснуло, и Арина узнала свой браслет.
— Ты забыла.
— Спасибо.
Арина надела браслет на руку, неловко покрутив его туда-сюда. Браслет был частью той беззаботной жизни, их общего недалекого и очень хрупкого прошлого, в котором для Арины все еще было таинственным, привлекательным и совсем нестрашным, и в котором не было воспоминаний, порушивших их странную дружбу. В настоящем все выглядело иначе, и браслет, хотя был невелик, неуютно сдавил запястье, как будто занял не свое место. Ничего не изменить.
Говорить было не о чем. На углу вяло переругивались две продавщицы. Ярослав молчал.
Арина щурилась, как от яркого солнца. Ярослав снял солнцезащитные очки, и девушка увидела, что под карими глазами пролегли темные тени.
— Ты же мог облегчить мне процесс возвращения памяти… — с отчаянием проговорила она.
— Мог бы, — эхом отозвался Ярослав.
— Почему же ты ничего не говорил??
— Я…надеялся. И ждал, когда ты вспомнишь сама.
— Опять врешь, — Арина безнадежно махнула рукой.
Ничего не меняется. Похоже, прав Даниил…
— Нет. Просто я ошибался, и все было напрасно. По каким-то причинам именно этот, нужный мне, временной отрезок не желает возвращаться в твое сознание…
— Да что ты к нему прицепился, к этому отрезку?? За каким лешим он тебе сдался?? Ну, не помню я чего-то, так помоги мне, просто сам расскажи, что там такого произошло!
Ярослав смотрел на разъяренную Арину и медленно качал головой.
— Не выйдет. Сейчас ты помнишь только ненависть и ничего больше. И мне ты не поверишь. Давай оставим эту тему, ладно? Иди. Тебя ждут.
Арина кивнула и пошла к машине. Папа безуспешно делал вид, что совершенно не понимает, что происходит. «Ауди» тронулся с места и скрылся в арке.
— Можем ехать? — невозмутимо спросил папа.
— Ага. Поехали, пап.
Дядька был чудаковат, как все безнадежные холостяки, но обладал рядом неоспоримых достоинств, как-то: был ненавязчив, неприхотлив в еде и вообще в быту и, кроме того, обладал абсолютной, врожденной грамотностью. Посему, собственно, и работал корректором при неком печатном издании, а также рецензентом время от времени.
Семьи у дядюшки не сложилось, в свое время он не решился связать судьбу с одной энергичной особой, обремененной тремя отпрысками, и по сей день предпочитал уединение и относительный покой. На досуге дядя писал картины, периодически меняя направленность. Одно время это были вполне мирные пейзажи, в следующий момент творческого подъема — портреты известных людей, весьма, к слову, точно отображающие реальных прототипов, а как-то дядя создал потрясающее по своей энергетике картину, иллюстрирующую жизнь динозавров, которую с присущим ему черным юмором окрестил «Пикником в гадюшнике». Сюжетом послужила увиденная глазами души художника трапеза гигантских тираннозавров, состоящая собственно из поедания внушительных же размеров трицератопса в закатных лучах доисторического солнца. Все это в весьма насыщенных, не сказать агрессивных, тонах и очень-очень натуралистично. Трудно сказать, как выглядели настоящие тираннозавры за обедом, но после знакомства с дядюшкиной картиной другие представления об их бытности разом меркли… Долгое время картина не давала своему создателю покоя, и дядя бесконечно в ней что-то подправлял, менял и подрисовывал. Каждый раз приезжая к бабушке в гости, Арина находила в картине что-нибудь новенькое, то на горизонте вырастали буйные заросли доисторических растений, то они исчезали, а на переднем плане появлялись новые подробности разнузданного кутежа древних хищников.
При создании очередного шедевра дядюшка не использовал кисти, а творил исключительно при помощи масляных красок, пальцев и иногда обыкновенной спички. Некоторое время назад дядюшка обжег свои драгоценные рабочие пальцы и на время оставил в покое и несчастных ящеров, и живопись в целом, обещая, что, когда сойдут ожоги и к пальцам вернется чувствительность, обратиться к написанию мирных городских сюжетов.