Под стеклянным колпаком

— Да, к сожалению, нам не удалось понизить температуру в туннеле, — отозвался Иванов. — Здесь воздух нагревается до 35° по Цельсию. Было бы еще жарче без электрических вентиляторов, но нагревание слишком сильно…

— Какой же это источник тепла дает такую температуру? — быстро и резко спросил Коваль.

Иванов усмехнулся.

— Все узнаете там. Вы не беспокойтесь, — обратился он вновь к женщинам. — В колонии гораздо прохладнее. Прекрасный, теплый воздух, богатый кислородом и совершенно обезвреженный.

Вагон электрической железной дороги выскочил из туннеля. Лампочки погасли, и колонисты с удовольствием приветствовали яркий дневной свет, ворвавшийся в окна вагона, остановившегося неподвижно.

Все поспешили выйти и очутились в галерее со стеклянной крышей и одной стеклянной стеной. Другая примыкала к обширному каменному дому.

Сквозь окна виднелся сад из деревьев и кустарников, растущих лишь в теплом климате.

— Вот мы и дома! — ободряюще крикнул Иванов. — Теперь должен вас предупредить об ожидающей нас всех — и меня в том числе, — большой неприятности. Не пугайтесь! Дело касается только испытания вашего терпения. Мы должны выдержать двухнедельный карантин. Таков закон для всех прибывающих! Теперь я попрошу мужчин войти в эти двери, а женщин в те, рядом.

Колонисты разделились на две партии и исчезли в дверях зданий.

Мужчинами предводительствовал Иванов, по приглашению которого все разделись донага и прошли в следующую комнату.

— Попарим телеса грешные! — забасил по-дьяконски Коваль.

Колонисты, действительно, попали в обширную баню с бассейном, ваннами, душами. Все были рады омыться после долгого путешествия. Только Воскобойников, глядя на атлетическую фигуру Коваля, словно отлитую из бронзы, стеснялся своего тела, бледного, худого, лишенного мускулов и жира.

Что-то похожее на зависть и вместе на ревность вкралось в его душу. Раздражала эта беззаботная, слегка ухарская манера держаться, эта подчеркнутая в каждом движении мускульная сила. Вспомнилось, как Коваль вел его жену по каменистой дороге, поддерживал, и она, такая слабенькая, жалась к могучей фигуре своего спутника.

После тщательного мытья и каких-то особых ароматических ванн, Иванов повел всех дальше.

Колонисты подверглись осмотру двух врачей, которые, тщательно выслушивали, выстукивали и ощупывали. Делали измерения, применяли особые самопишущие приборы для определения работы сердца, расширения грудной клетки при дыхании. Измеряли работу мускулов, нервную восприимчивость. У каждого взяли нечто для анализа.

Усердней, чем с другими, занялись врачи с Воскобойниковым.

— Что у него? — забеспокоился Иванов.

— Никакой формальной болезни и благоприятная почва дли всех заболеваний. Мы называем таких субъектов — одержимыми 365-ю болезнями. Здоров, но всегда недомогает. Общая неврастения. Плохое питание тканей. Да и попросту, субъект, видимо, долгое время голодал. Ну, да ничего — подправим!

И опять больно кольнуло Воскобойникова сознание своего убожества, и показалось, что Коваль смотрит презрительно, и под усами в углах рта дрожит презрительная усмешка.

Колонистов одного за другим заставляли становиться на скамейку со стеклянными ножками и прикрепляли к ногам и голове металлические приборы с электрическими проводами.

Во время этой процедуры Воскобойников ровно ничего не испытал, но, сойдя со скамьи, почувствовал во всем теле необыкновенную свежесть и бодрость.

— Электрическая дезинфекция! — пояснил Иванов. — Знаете ли, какой силы ток сквозь вас пропущен? 5.000 вольт.

— Как же я остался жив?

— Это наш маленький секрет. Впрочем, токи столь высокого напряжения совершенно безопасны при умелом обращении. Понизьте напряжение — верная смерть. Теперь в вашем теле, по крайней мере, на всей вашей коже убиты микробы, и вы чисты, как искупавшийся в библейской Силоамской купели.

Наконец, позволили одеться.

Костюм состоял из куртки, наподобие австрийской, широких штанов, стянутых у колен, и мягких сандалий на босу ногу.

— Первый раз в жизни оделся в шелк!

Коваль с хохотом осматривал сам себя и выкинул несколько антраша.

— Пойдем к дамам!

Колонистки, прошедшие тот же искус, как мужчины, оказались одетыми совершенно одинаково. Мужской костюм и голые от колен ноги, видимо, стесняли их, особенно полную немку. Но муж ее, Юстус Шварц, глубокомысленно одобрил:

— Женщина такое же существо, как мужчина. Не должно быть никаких различий.

Карантинное помещение оказалось довольно обширным и состояло из поместительного дома со всевозможными удобствами и садом, в котором свободно можно было прогуливаться. Все это было накрыто огромной крышей из стекла и железа.