Под спудом тайны

– Отчего не рассказать, расскажем… Возьмем Матвея Евдокимыча, человек он основательный, вполне порядочный. Вдовец, живет тихой жизнью, ни с кем не скандалит, воспитывает 15-летнюю дочь-красавицу… А Сидор Евдокимыч, сказать правду, тот еще фрукт. Один из самых мелких помещиков в уезде, но такой кляузник, что и сказать нельзя – перессорился с окрестными однодворцами, замучил их склоками, в суды затаскал. Не в ладу и с помещиками, особенно с Черновыми, Матвеевскими и Сабо. Так что Потулова по сравнению с ним сущий ангел!

– Надо же, как меняются люди, – хмыкнул расследователь. – Раньше был другим – смирным, неприметным, услужливым. Сидит, бывало, в уездном суде, одно гусиное перо за ухом, другим поскрипывает, прилежно выводя буквы на бумаге. Кликнет его уездный судья, бросает все, бежит, спотыкаясь, на зов! Поcмеется над ним заседатель, никакого ответа, словно не по его адресу шпилька. И это не со слов, я сам был тому свидетелем.

– Это раньше было, на него жена положительно влияла. Добротой славилась Прасковья Степановна, справедливостью. Старалась дружить с местными дворянами, в гости к ним ездила, супруга же своего одним взглядом могла призвать к порядку.

– Помню, затеял Сидор Евдокимыч у нас в земском суде спор с заседателем, – сказал Соболевский, – так она его утихомирила только тем, что легонько ткнула локтем в бок. А как померла от скоротечной горячки, так титулярный советник и развернулся. С одним копиистом уездного суда поспорит, с другим подерется, оскорбил прилюдно дворянского заседателя, накричал на стряпчего. В конце концов, создал столь невыносимую обстановку в присутственном месте, что ответственные и важные губернские чины попросили его выйти и в отставку.

– И сын в него пошел, такой же оторва! – продолжил Аблов, раскуривая трубку. – Всего семнадцать недорослю, а уж водку пьет, за крестьянскими девицами ухлестывает. Азартный охотник, верхом на лошади со своркой борзых все поля истоптал! Рожь на пути чужая, сенокосный лужок, коноплянник, ему все нипочем. Летит вперед со свистом да гиканьем и размахивает арапником. И как он изменится в лучшую сторону, когда отец его то и дело твердит: «Каждого стервеца, засужу, каждого!»

– Сын в отца, отец во пса, а все в бешеную собаку! – заключил Соболевский, покачав головой.

– Поди ж ты, крестьян с гулькин нос, землицы в обрез, а по судам шляется, – усмехнулся Хитрово-Квашини. – На это ж деньги требуются немалые, Марк Иваныч!

– Верно, немалые. И знаете, где он их берет?.. Во-первых: барщина неподъемная, крестьяне на ней не три дня в неделю вкалывают, как положено, а все шесть; во-вторых: оброк грабительский, за аренду земли едва ли не вдвое берет; в третьих: подводная повинность тяжкая – подводы крестьянские отправляет вне очереди, как придется, и не в ближние места, а в разные концы уезда!

– Известно, мелкопоместные гнобят своих крестьян похлеще, чем состоятельные помещики, – заметил Хитрово-Квашнин. – Мужик на барщине у них чуть ли не сутками спину гнет, поле свое да огородик в выходные дни обрабатывает… Один такой мелкопоместный дворянин был и в Подмосковье. Он так нагрузил своих пятерых крепостных, что участки свои те по ночам вынуждены были обрабатывать. Еду как-то от приятеля, время позднее, месяц светит, а эти бедолаги молча землю мотыжат! Лица скорбные, полные какой-то невыразимой тоски, тупой пришибленности. Посмотрели на меня, не сказав ни слова, и снова взялись за работу… Неприятное зрелище, стыд берет на это смотреть. Взять бы такого горе-помещика да надавать ему оплеух!

– А знаете, что еще удумал наш Сидор Евдокимыч? – вставил Соболевский. – Плату взимать с дворовых и крестьян за разрешение венчаться!.. А еще он на бильярде играет.

– Плату за венчание? Вот прохвост!.. А что бильярд? Невидаль какая!.. В него каждый сыграет!

– Сыграть-то сыграет, Евстигней Харитоныч, но в итоге-то что? А у титулярного советника каждый раз полон карман ассигнаций! Еще до выхода в отставку был силен в этом деле. В Петродаре у него лишь секретарь уездного суда Яковлев выигрывает, да и то не всегда. И в доме бильярд, как только гость случится, так он его к зеленому сукну тащит! Меня как-то раз залучил. Поначалу играл вяло, так только, шары катал без особого интереса. А потом как пошел кием орудовать, не остановить! Щелк да щелк, и все больше в лузу!.. Надо быть на чеку, не ровен час, опять обчистит!..

Соколовский умолк, прислушавшись к тихой песне, которую затянул Митрофан:

«Здравствуй, милая красотка, чьей деревни и села?»

«Вашей милости крестьянка», – отвечала ему я.

«Ты скажи, моя милая, из которой ты семьи?»

«Коль изволишь знать Петрушу, из его, сударь, семьи».

«Не тебя ли, моя радость, Егор за сына просил?

Его сын тебя не стоит, не на то ты рождена.

Завтра, радость, ты узнаешь, для кого ты суждена,

Где судьба твоя, скрывалась, для кого ты рождена…»

Громко хмыкнув, секретарь одобрительно кивнул головой.