Под солнцем Севера

Над рыжеватыми пятнами проталин взлетали куропатки. Ожившая природа наполнялась их весенними призывными голосами. Токующий на бугорке петушок поднял распущенный веером хвост, закинул голову назад и, волоча по земле белые крылья, самозабвенно пел: «тыр-тыры-ры-ры… тыр-тыры, ры-ры, рарау… Кабьяву, кабьяву, кабьяву…»

Утром мы поставили палатку на солнцепеке, среди лесной прогалины, для чего пришлось немного вскарабкаться по южному склону в верхний этаж лесного пояса. На почти обнаженном от спета скате бугра, среди мха, проглянули крошечные побеги полярной ивы. Кора у них приобрела зеленый оттенок. Там, где снег еще не растаял, он едва прикрывал почву топким слоем и теперь быстро исчезал.

Просыпалась земля. Шевельнулся вытянутый в стрелку лист вейника — при таком безветрии он мог шевельнуться только под напором восходящих весен них соков. Показались из-под снега старые, перезимовавшие листья кашкар-иика (рододендрона золотистого). Даже находясь под снегом в течение долгой зимы, они сохранили зеленое вещество — хлорофилл. С помощью его кашкарник с первого же дня своего освобождения из заточения обеспечивался питанием.

По берегам озера и по окнам воды (чистяям) среди тающих льдин слышались мелодичные, призывные песни куликов. С шумом рушились в воду подтаявшие закраины льда. Слегка звенели, словно хрустальные, тонкие обломки льдинок, гонимые ветром.

В восьми километрах к востоку от нашей палатки простирались отельные оленьи пастбища. Они располагались у подножия холмистого увала. Рельеф местности обеспечивал защиту стада от холодных ветров с севера. Под неглубоким рыхлым покровом снега щедро устилали почву ягели и иные кормовые лишайники. Животные сощипывали молодые побеги, листья и цветки пушицы, проглядывающие кое-где на сырых луговинах проталин. Люди старались не беспокоить оленей — пусть до появления комаров поправляются после зимнего недоедания.

На белесовато-зеленой моховой подстилке, среди приземистых кустов тальника, лежал малыш олененок. По словам пастуха, он появился на свет четверть часа назад. Оленуха-мать, успевшая обласкать детеныша шершавым языком, беспокойно глядела на нас темными влажными глазами. Олененок поднял голову и, упираясь копытцами в мягкую моховую дерновину, пытался встать на длинные, дрожащие ножки. Пастух быстро разжег костер и поместил малыша так, что тот хорошо согревался.

Обычно за ходом отела ведется неослабное наблюдение. Беременные самки-важенки были отделены от общего стада, которое выпасалось по другую сторону стойбища на расстоянии не ближе одного километра. Ни шум в стойбище, пи изредка прорывавшиеся беспокойные самцы и резвые годовалые телята не мешали важенкам спокойно разрешаться от бремени. В этот день появилась на свет дюжина оленят.

Отел оленей заканчивался. Оленеводы уже знали, насколько прибавилось стадо. Некоторые новорожденные оленята были застигнуты неожиданными заморозками, но не погибли благодаря тому, что удалось своевременно отогреть их в ярангах.

Я подошел к стойбищу. По случаю удачного отела чукчи устроили праздник радости (кильвэергин). К празднику готовили свежее оленье мясо: женщины разделали тушу убитого животного.

Возвращаясь с работы, я увидел пастуха, переходящего вброд речку. Оберегая олененка от простуды, он бережно нес его на руках, пока не оказался на другом берегу.

Вскоре потянуло с юга легким ветерком и стало заметно теплее. На небе появились тучи. Даль словно окуталась легкой дымкой. И вдруг по туго натянутым полотнищам палатки, как бы нехотя, застучали мелкие капли дождя. Водяные капли нежно касались «рубашек», одевающих почки растений, обмывали их сверху, и дождевая влага проникала в слегка раскрытые уста почек. Почки набухали, из них вот-вот готовы были показаться клейкие листочки.

Теперь, после первого весеннего дождя, снегу долго не улежать. Так мы думали вечером, а ночью неожиданно повалил снег. Подул сильный ветер, закрутила пурга. С продолжением похода пришлось повременить, да и оленей решили подкормить.

Повсюду образовалась свежая пороша. Отойдя около километра к западу от палатки, я набрел на следы лисицы. Словно отпечатанные на снегу мягкой кистью, они цепочкой уходили на север, навстречу ветру. Такую цепочку могли оставить лишь лапы, которые не только бегают и ловят, но и превосходно осязают. Видимо, лиса передвигалась, как обычно, мелкой рысью — трусцой. Делая небольшие шажки, она как бы семенила ногами.

Сначала след шел по прямой линии, словно по линейке, потом обошел вокруг заросли карликовой березки и потянулся к кочкам. Петли обходов сменялись поворотами под острым и прямым углами. В одном месте след образовал на снегу восьмерку. Удлиненное туловище и мускулистые лапы лисицы позволяли ей выделывать по ходу самые неожиданные «вензеля».

Эта «вышивка» на снегу тянулась уже метров триста, когда впереди обозначилась и сама лиса в своей лохматой, слегка полинявшей шубе. Огневку, по-видимому, увлекла какая-то добыча: она старательно рыла в снегу ямку, ее лапы быстро мелькали.