Под щитом красоты

Известие о причислении новой звезды с Востока (имя не расслышал, что-то вроде Инь Янь) к лику Нобелевских Лауреатов застало меня в весьма просвещенном литературном обществе, и ни у кого даже предположения не мелькнуло, что речь может идти о великом писателе – сразу стали обсуждать, шпилька это китайским властям или, наоборот, жест дружелюбия, о китайском Пастернаке идет речь или о китайском Шолохове. Нобелевский комитет столько занимался политиканством (а всякая утилизация культуры и есть политиканство), что каждая интронизация заставляет высматривать какую-то интригу, выискивать конъюнктуру: что это – кость, брошенная феминисткам? Или какому-то меньшинству? Правым, живущим под властью левых, или левым, живущим под властью правых? Либералам в коммунистическом окружении или коммунистам в либеральном? Традиционалистам, борющимся с модернизаторами, или модернизаторам, борющимся с традиционалистами? Тогда как искусство, наоборот, призвано возвысить нас над этой дребеденью.

Однако политическая и всяческая суета начала тут же бренчать со всех сторон. Нобелиатка 2009 года железная и бездарная Герта Мюллер: награждение Мо Яня катастрофа, нельзя давать главную литературную премию члену Коммунистической партии, участвовавшему в каллиграфическом издании речи председателя Мао о литературе и сравнивавшему цензуру с необходимой, хотя и неприятной проверкой в аэропортах; Салман Рушди: Мо Янь прихвостень режима вроде советского аппаратчика Шолохова, – этим Катонам Цензорам не до таких пустяков, как грандиозный «Тихий Дон», до которого им как до неба; это их предки и Гоголя почти свели в могилу за размышления о пользе цензуры (она заставляет переходить от частностей к общему). Зато моде политические грешки Мо Яня безразличны: «Всем тем, кто хочет быть в тренде, рекомендуем к чтению».

Без бренда нет тренда, а бренд Нобелевки бренчит сегодня громче всех пустых бочек, даже и ее мотивировки – образцы напыщенного пустословия – прочитываются с почтением. «Галлюциногенный реализм сочетается с народными сказками, историей и современностью» – так аттестуются заслуги Мо Яня. Но каким, позвольте, образом подобные мичуринские гибриды служат литературе?

Лев Толстой, многажды обойденный стокгольмскими владыками за его анархизм, антисексуальность и прочие непротивления, предлагал смотреть на книги глазами умного мужика, а я попытаюсь взглянуть на Мо Яня глазами сегодняшнего «бюджетника» – инженера, врача, учителя, библиотекаря, которые много и нелегко работают и в редкие свободные часы берутся за книгу отнюдь не в поисках прикола или темы для изысканных разговоров, плавно перетекающих в модные диссертации.

По мнению Мо Яня, его роман «Страна вина» (СПб., 2012) должен понравиться российским читателям, раз уж им нравится «Мастер и Маргарита», но если у Булгакова все с первых же строк искрится и сверкает, то у Мо Яня роман начинается просто и мрачновато: «Следователь по особо важным делам провинциальной прокуратуры Дин Гоуэр трясся в кабине угольного грузовика». Колдобины, грязь, пот, забитая грузовиками и повозками дорога, хорошенькая, но хамоватая шоферица, к которой он тщетно пытается подъехать, шахта, на территорию которой герою удается попасть лишь с помощью игрушечного револьвера (но у него есть и настоящий пистолет), да еще и выдав себя за нового директора. Этот не слишком молодой и не очень счастливый мужчина, терзаемый сверх всего еще и неотступным геморроем, приехал расследовать анонимный «сигнал», что местная партийно-хозяйственная элита, «ганьбу», наслаждается блюдами из специально выращиваемых в бедных семьях младенцев.

Поскольку в аннотации роман представлен сатирой, сразу вспоминается «Скромное предложение» Джонатана Свифта, как бороться с голодом в Ирландии: «Маленький здоровый годовалый младенец, за которым был надлежащий уход, представляет собою в высшей степени восхитительное, питательное и полезное для здоровья кушанье, независимо от того, приготовлено оно в тушеном, жареном, печеном или вареном виде». Однако по ходу чтения нарастает не сарказм, но абсурд, отдающий скорее Сорокиным, чем Булгаковым, – разве что его «Дьяволиадой». Это не блистательный абсурд Ионеско и не педантичный абсурд Кафки, это просто нагромождение и не забавных, и не зловещих нелепостей.