Под сетью

- Положитесь на меня, - сказал Хьюго. Он порылся в кармане и извлек какой-то небольшой пакетик. - "Домашний детонатор Белфаундера, - сказал он. - Лучшее средство для корчевания пней и очистки кроличьих садков". Пакетик заканчивался острием, которое Хьюго и вонзил в подножие стены. Потом он достал спичечный коробок. Через минуту послышалось яростное шипение.

- Отойди назад! - крикнул Хьюго. Раздался взрыв, и в стене как по волшебству появился проем футов пяти в диаметре, сквозь который мы увидели окутанный сумерками пустырь, два-три навеса из рифленого железа, а дальше - низенький заборчик и рекламу бульона "Боврил". За забором проходила железная дорога. Пока я вбирал все это в сознание, Лефти одним прыжком обошел нас и грациозно, как цирковая собака сквозь обруч, проскользнул в проем, а минуту спустя перемахнул через забор, и, постепенно уменьшаясь, замелькал на путях под мигающими красными и зелеными огнями.

- Живо! - сказал мне Хьюго. Но нас подстерегала новая беда. От силы взрыва что-то, видимо, сдвинулось в конструкции города - все сооружение начало угрожающе подрагивать и покачиваться. Я поднял голову и, словно во сне, увидел, что мраморно-кирпичные стены шатаются, будто пьяные, а кругом все громче потрескивает, рвется и ломается.

- Черт, не выдержало! - сказал Хьюго. - Ну ничего, тут только пластмасса и сухая штукатурка.

Выкрики полицейских звучали, казалось, одновременно со всех сторон. Колонны медленно клонились к земле, триумфальные арки осыпались, оседали и наконец складывались, как шапокляки. Грозный гул напоминал землетрясение. На минуту я окаменел; потом рванулся к стене. Но было поздно. Стена стала заваливаться прямо на нас. Видеть, как на тебя обрушивается пятьдесят футов кирпичной кладки, - это хоть кого смутит, даже если тебе сказали, что это всего лишь пластмасса и сухая штукатурка. С кошмарным грохотом стена посыпалась вниз. Я швырнул Марса наземь и сам распластался рядом с ним, одной рукой вцепившись в него, другой прикрывая затылок. Еще секунда - и под апокалипсический грохот стена обвалилась на нас.

Наступила тьма, что-то с силой ударило меня по плечу. Я лежал, вдавившись в землю. Где-то по-прежнему раздавались крики и треск. Я попробовал встать, но не мог - что-то не пускало. Обезумев от ужаса, я стал барахтаться из последних сил и вдруг понял, что уже сижу, а вокруг меня беспорядочные груды разнокалиберных обломков. В отчаянии я стал искать глазами Марса и скоро увидел, что он выбирается из-под кучи мусора. Он отряхнулся и как ни в чем не бывало подошел ко мне. Надо полагать, что, работая в кино, он привык к таким передрягам. Мы обозрели окрестность.

Все изменилось. Рим принял горизонтальное положение, от развалин его поднималось громадное облако пыли, густое, как туман, пронизанный сиянием юпитеров. На арене, напоминавшей известную картину "Битва при Ватерлоо", маячили черные фигуры - одни верхом, другие на крышах машин, третьи выстроившиеся в ровные каре. Громкоговоритель неразборчиво что-то выкрикивал. На переднем плане было больше признаков только что отшумевшей битвы. Земля здесь была усеяна туловищами без ног, половинами торсов, головами без плеч, но все они тут же на глазах быстро срастались в целехоньких людей, вытаскивая недостающие части тела из-под плоских кусков декораций, которые лежали плашмя, наподобие огромной колоды карт, одни все еще подделываясь под кирпич и мрамор, другие - кверху изнанкой, испещренной названиями фирм и пометками декоратора. Пока я стряхивал с себя мусор и пыль, Хьюго поднялся из земли, как кит из морских глубин, грузными плечами легко раздвигая обломки. Он встал на ноги, и остатки городской стены дождем посыпались с него. Секунду я видел его силуэт на фоне неба, потом он метнулся в сторону железной дороги, пересек пути прыжками спугнутого буйвола и исчез во мраке.

Я кое-как поднялся на ноги и хотел последовать за ним, но тут, как на грех, проявил инициативу Марс. Всюду из-под кусков декораций, как потревоженные мокрицы, выползали полисмены. Возможно, в несложной душе Марса это пробудило какие-то воспоминания; во всяком случае, вызвало мощный рефлекс. Он, очевидно, так привык вызволять людей из подобных переделок, что, увидев одновременно столько подходящих объектов для спасения, не выдержал. Он бросился к ближайшему полисмену и, ухватив его за плечо, стал энергично вытаскивать на свет божий. Я допускаю, что и сам мог бы превратно истолковать этот жест; полисмен же безусловно усмотрел в нем злостное нападение и стал яростно сопротивляться. Сначала я наблюдал за ними спокойно, но потом, опасаясь за Марса, решил вмешаться. Я оттащил пса, пытаясь объяснить полисмену, что, на мой взгляд, намерения у Марса были самые добрые, а вовсе не агрессивные, как можно было вообразить. Полисмен ответил невежливо, и я, чтобы не затягивать дискуссии, повернулся, крепко ухватил конец галстука, все еще свисавшего с ошейника Марса, и приготовился, невзирая на поезда, последовать за Хьюго.