И к своему удивлению осознал, что не знает, что ему нужно делать. Он попытался порыться в памяти, вспоминая главы из мудрых книг. Они были полны описаниями и предупреждениями, да, прежде всего предупреждениями! Но совершенно не содержали инструкций. Во всех этих долбанных томах, пропитанных духом тысячелетий не было ни одного дельного совета. Ни слова о том, что стоит обращать внимание на выражение лиц уродливых работниц деревенских почтамтов.
Неуловимым движением Сергей бросил корпус вправо. Острие топора со свистом пролетело мимо уха, возле самого плеча и вонзилось в деревянную стойку, за которой сидела толстая почтальонша. Он резко обернулся и увидел человека, обеими руками сжимавшего рукоять топора, чуть было не расколовшего его голову как долбанный орех. Грязная синяя рубашка, спутанные волосы, пустые ничего не выражающие глаза, глядевшие одновременно прямо на него и в никуда. Не медля более ни секунды, итальянец выбросил вперед ногу. Тяжелая рифленая подошва впечаталась в нос нападавшего, заставила его выпустить из рук топор, отбросила назад на двух других… тварей.
Да, это были не люди. Их пустые глаза горели жаждой крови. Они были зверьми, ужасными тварями, мечтающими полакомиться свежей плотью. Еще одна тварь, когда – то бывшая хромой старухой-самогонщицей, приютившей у себя странного постояльца со шрамом на щеке, заходила справа, вытянув к нему сморщенные пальцы. Он повернулся к ней, раздумывая, что же ему делать.
Сзади ему на шею набросили удавку, огрызок телефонного провода, и сдавили с нечеловеческой силой. Он откинул голову и поднял глаза. Толстая почтальонша, забравшись на стойку, перекинула безразмерную грудь через стекло с надписью «Касса». И теперь с перекошенным лицом тянула на себя два конца обрывка телефонного провода, который все сильнее врезался в шею Сергея. Софья зажалась в угол и смотрела на происходящее округлившимися от ужаса глазами. Истошный крик ужаса медленно подбирался к ее горлу. Рука Сергея тем временем скользнула под полу куртки и появилась обратно, сжимая большой охотничий нож с зазубринами на лезвии. Не раздумывая, он перехватил нож поудобней и наотмашь ударил вверх и назад. С отвратительным чавкающим звуком нож вошел в левый глаз почтальонши на две трети длины лезвия. Тварь издала отвратительный звук, нечто среднее между вскриком испуганного ребенка и кашлем умирающего от рака легких курильщика. Потом, выпустив из враз ослабевших пальцев удавку, завалилась назад, соскальзывая с ножевого крючка и громко рухнула со стойки, опрокинув стул, на котором сидела секунду назад.
Софья увидела на лезвии кровь, перемешанную с глазным белком, и ее вырвало. Сергей шагнул вперед и со всей силы вогнал нож прямо в сердце надвигавшейся старухи. Повернул. Резко рванул на себя, освобождая оружие. Старуха осела на пыльный пол.
В углу две других твари, одна из которых до недавних пор была здоровенным мужиком, поднялись с пола, отшвырнули того, которому Сергей раздробил нос подошвой ботинка, и двинулись на людей.
Сергей взглянул на Софью. Зажавшаяся в углу, закрывшая рот рукой она тоже смотрела на него. И во взгляде ее смешались страх, отвращение и мольба. От этого взгляда у него сжалось сердце. Как же сильно ему в тот момент захотелось достать свои Беретты и двумя нажатиями на спусковые крючки решить все проблемы и убраться из этого гребаного здания.
Но нет, он не мог, не хотел… Не хотел, чтобы она знала.
(Знала что? Что он чудовище, не лучше этих грязных исчадий ада?).
Конечно, трюки с ножом тоже могут навести ее на некоторые мысли, если они отсюда выберутся, но это можно будет объяснить. Объяснить везением, страхом, чем-то еще. А вот объяснить два сверкающих сталью итальянских пистолета… Нет нельзя. Пока нельзя. Все еще может обернуться хорошо!