Под сенью звезд

– Я, кажется, догадалась, чего Алан хочет, – вдруг сказала Бетти, с улыбкой поглядывая на мальчика.

– Давайте, коллега, помогайте, раз молодой человек столь робок в собственной комнате, – отвечала Голди, её уста всё ещё были непреклонны – она не улыбалась, но и не показывала, что безголосое поведение Алана ей не нравится.

Девушка подошла к полкам и взяла с одной из них альбом. Голди внимательно следила за поведением Алана. В его лице появились изменения. Глаза зажглись желанием, кисти зашевелились – сжимая и разжимая пальцы чаще. Да, без сомнения Алан хотел, чтобы ему дали именно альбом. Но почему он ничего не просил, молчал? Этим вопросом задавалась Голди. Что произошло с мальчиком? Вот так, без всяких причин, он вдруг меняет своим, казалось, уже сформированным привычкам.

Много месяцев у неё и Бетти ушло на то, чтобы мальчик заговорил, пошёл на контакт с людьми, привык ясно выражать свои желания, научился элементарным, необходимым действиям, которые помогли бы ему справиться со своими потребностями без вмешательства людей. И вот теперь, по непонятным причинам он вновь замкнулся, ушёл в свой, ведомый только ему, мир. Неужели все эти, казавшиеся бесконечно долгими, месяцы упорной работы психолога ушли без результата? Голди стояла позади мальчика и Бетти, и размышляла: где она, человек с двадцатилетним опытом психолога, допустила ошибку?

Алан сел на свой стульчик и, с нескрываемым интересом раскрыл альбом. Он раскрыл его на последних двух рисунках, которые он лично нарисовал вчера поздним вечером, когда все воспитатели, нянечки и медсёстры ушли спать, и в коридорах и комнатах пансионата наступила тишина. Он вспомнил, как его кисть, почувствовав простой карандаш, без устали переводила с памяти на белый лист бумаги странные образы людей, животных и природы. Откуда он видел эти фигуры? Что они для него означали? Кем были эти люди? Какие события объединяли их? Он не знал ответов для всех этих вопросов, потому что он эти вопросы не задавал. Он лишь чувствовал, что когда он безудержно рисовал, когда его кисть скользила по бумаге, крепко сжимая простой карандаш, он совершенно отчётливо видел у себя в голове, словно сладкий сон, старую сказку, забытую историю, которую он не мог не изобразить, не мог отразить её в застывшей картине, потому что сила, манящая его это сделать, находилась в его собственном замкнутом – для окружающих, но безграничном – для его души, мире. Этот мир был для него родным, он родился в нём, он живёт в нём. И пусть этот мир видит лишь он один, но он для него самый дорогой, ибо этот мир – есть он сам.

Бетти подозвала Голди, прервав её мысли. Голди подошла к столу, мягко обняла Бетти и Алана за плечи. Склонив голову, она увидела странные, но необычные рисунки Алана. Подобных картин он ещё не рисовал. Она увидела дельфина, необычного, чёрного. Ей показалось, что это существо, застывшее в морской глубине, улыбается. Улыбка животного была настолько приятная, что Голди непроизвольно тоже улыбнулась. Над водой мальчик изобразил высокий утёс, а на его вершине, в зыбкой дымке неясно пробивался силуэт мужчины – высокого, сутулого, худощавого, облачённого в чёрное платье. Кто он? – подумала Голди. На втором рисунке Алан изобразил огромного, широкоплечего викинга, держащего меч. Оба рисунка отличались от всех прошлых работ автора качеством света и тени, формы и содержания, удивительно точных линий. Казалось, что мальчик нарисовал картины с первого раза, не поправляя их, не стирая нарисованное. Все линии были не лишними, каждая деталь изображена на своём месте.

– Да, если так дальше пойдёт, – сказала Бетти, улыбаясь, – то Алан станет неплохим художником. И когда-нибудь откроет, где-нибудь в Европе или Америке свою мастерскую. Да, да, это вполне возможно, – она погладила Алана, чуть прикоснувшись к его волосам.

– Интересно, Бетти, где он мог видеть эти образы? – спросила Голди. – И кто этот таинственный мужчина, стоящий одиноко на скале?

– Я полагаю, – задумчиво ответила Бетти, – что это священник. Его чёрное платье, напоминает мне одежду священнослужителя.

– Да, верно, – согласилась Голди, приглядевшись к рисунку.

* * *

Образ мальчика исчез. Он всплыл на поверхность, здесь вода показалась приятно прохладной, ещё не согретой лучами солнца. Стая дельфинов окружала его. Через всю стаю, как единое существо – одно тело, прошла судорожная волна беспокойства. Они видели перед собой людей, размахивающих, блестящими на солнце, узкими предметами, и стремительно бегущих к ним на встречу. Позади их по-прежнему преследовали лодки, и дикие, рвущие слух шумы моторов. Люди с берега перепрыгивали через набегающие волны, стремясь приблизиться, как можно скорее, к стае гонимой к берегу.