Под прицелом войны

Во время разговора 80-летний собеседник несколько раз принимался плакать. А потом признался: «Больно мне это вспоминать. Даже читать на данную тему не могу. Не люблю смотреть и фильмы о войне. Когда начинают показывать бои на Украине, выключаю телевизор».

А каково ветеранам, повидавшим море крови? Не удивительно, что многие из них реагируют еще болезненнее, чем мой коллега, и на просьбы рассказать о военных событиях отвечают категорическим отказом. Слишком это задевает за сердце.

Тревожные дни

(вспоминает Борис Мартинович)

Родился в 1932 году в деревне Подлужье Глусского района Гомельской области. Исследователь в области экологии и радиоэкологии растений. Кандидат биологических наук. Участник выполнения государственных программ по минимизации последствий катастрофы на Чернобыльской АЭС.

– О войне я узнал уже 22 июня 1941 года, – начал свой рассказ Борис Сергеевич. В тот день мы уехали с отцом в городской поселок Глуск, который находится в двенадцати километрах от нашей деревни. Надо было продать на рынке кое-какую домашнюю продукцию и на вырученные деньги купить мне книжки и другие школьные принадлежности для продолжения учебы. Я должен был учиться теперь в третьем классе.

Был погожий солнечный день. Ничто, казалось, не могло испортить нам хорошее настроение. Продали успешно двух петухов, которые по дороге то и дело дрались между собой, приобрели учебники, тетради, ручки и другие школьные мелочи. Напоследок папа заскочил еще в продовольственный магазин, чтобы купить мне что-нибудь вкусненькое.

Я терпеливо ждал его возвращения, сидя на повозке. Из большого черного репродуктора, висевшего на телефонном столбе, прямо у меня над головой, лилась какая-то музыка, которая меня мало интересовала. И вдруг из него донеслись совсем иные звуки. Четкий голос диктора произнес, что Германия без объявления войны напала на нашу Родину. Я мало что разумел в этом событии, но по выражению отцовского лица понял, что произошло нечто очень страшное и мерзкое.

Быстро отвязав лошадь от столба и оставив в стороне прочие незавершенные дела, мы помчались назад, в деревню.

Дома мы нашли плачущую мать. У нее были веские причины для беспокойства. Один из сыновей (мой старший брат) с 1940 года проходил воинскую службу где-то в Литве и теперь, выходит, очутился на переднем крае битвы с немцами. Под вопросом оказывалось и возвращение домой дочери Марии, работавшей в детском саду на Витебщине (в городе Дисна).

Проблемы возникли и у других. Жители деревни собирались на улице группками и на чем свет стоит кляли вероломного супостата, не ведая еще, что он зайдет на нашу территорию так далеко и так надолго. Что надо делать в данной обстановке, никто толком не знал. Председатель колхоза куда-то исчез. Колхозники под руководством бригадиров по инерции еще какое-то время выполняли свои обязанности: кормили скот, убирали урожай. Продолжалось это, однако, не долго. Наиболее проворные начали потихоньку разбирать колхозное имущество. Глядя на них, потянулись за колхозным добром и другие. Пресечь расхищения было некому. А вскоре из района поступило и официальное указание раздать общественные ценности, чтобы они не достались врагу. Колхоз прекратил свое существование.

Уже вечером 22 июня наблюдались какие-то всполохи в направлении Бобруйска и доносились глухие взрывы. Как выяснилось попозже, это вражеские самолеты бомбили город, расположенный от нас на расстоянии 45 километров, а по прямой – и того меньше. Вскоре после этого через деревню небольшими группами и поодиночке потянулись красноармейцы, которым удалось вырваться из окружения. Часто они даже ночевали тут, чтобы утром отправиться дальше на восток, к своим. Идти проселочными дорогами в военной форме было небезопасно, и многие слезно просили у населения поменять ее на гражданскую одежду. Пусть даже и сильно изношенную.