Под прицелом войны

Всякого рода заготовители и каратели нас особенно не тревожили, хотя вокруг произрастали знаменитые брянские леса и село (довольно большое, около трехсот изб) располагалось, можно сказать, в партизанской зоне. Как только они узнавали, что у нас стоит немецкий гарнизон, сразу же уезжали.

Правда, не обошлось без инцидентов. Один раз партизанский отряд на санях заехал в село. А навстречу шло двое ничего не подозревающих немцев. Партизан с автоматом соскочил с саней и прошил их очередью. В гарнизоне у моста услышали выстрелы и с поста охраны стали пускать вверх ракеты. А после нагрянул карательный отряд. Ходили по домам и забирали мужчин. Всех их согнали в церковь и выставили вокруг пулеметы. Хорошо, что муж моей тетки, тоже побывавший в Первую мировую в плену у немцев, смог толково объяснить на понятном карателям языке, что среди здешних партизан нет. То были не наши люди. И мужиков отпустили. А так бы наверняка расстреляли.

Был и такой случай. Один из местных, чтобы обезопасить себя, пошел в комендатуру с доносом, что в селе есть коммунист. К нему приставили немца с винтовкой и приказали: «Веди!» Чтобы попасть в село, надо было перейти небольшую речку. В это время женщины там стирали белье и каким-то образом догадались о злонамеренном замысле. Тем более, что доносчик и раньше не вызывал особого доверия. Они стали попрекать его: «Сам коммунист, а ведет забрать коммуниста!»

А дальше произошло следующее. Когда предатель переходил речку по бревну, немец поднял винтовку и выстрелил в него. Сам пошел назад. Что его на это толкнуло, так и осталось загадкой.

На железной дороге оккупанты проявляли особую бдительность. Чтобы обезопасить паровоз от подрыва партизанами, впереди прицепляли две-три пустые платформы. Позже на них разрешили ездить мужикам с Украины. Те то ли продавали что, то ли покупали в наших краях. Жить-то надо было как-то в это смутное время. Расчет у фашистов был коварный: живая защита. Партизаны не станут подрывать своих.

Поведение немцев менялось в зависимости от положения на фронте. Сначала они хвалились своими успехами под нашей столицей, а потом вдруг все затихло. Один наш сельчанин подошел в эти дни к немцу и спросил:

– Пан, а как там сейчас Москва?

Вопрос, казалось бы, безобидный, его не раз задавали и раньше и всегда получали ответ. На этот раз все вышло иначе. Немец, ни слова ни говоря, размахнулся и врезал ему по уху. Решил, что над ним издеваются – дела-то под Москвой уже были не ахти. А мужик, довольный, побежал к своим. Стало ясно, что взять столицу не вышло. «Никогда не думал, что от удара в ухо буду так радоваться», – сообщил он своим односельчанам.

Чувства обреченности у населения во время немецкой оккупации я не заметил. Но никогда не думал, что Курская битва закончится именно в наших краях.

О приближении русских мы узнали по канонаде. Стрельба, разрывы снарядов и бомб становились все громче. Население попряталось в погреба. Я и двое сверстников расхрабрились, вылезли из подвала и отправились за водой. Вдруг над головами просвистела мина, шлепнулась сзади и взорвалась. Мне поранило осколками ляжки и вырвало штанину. Другому пацану большой осколок угодил в задницу. Один из нас прикоснулся к торчащему снаружи концу в надежде вытащить. Паренек застонал. Им потом занялись кое-что понимающие в медицине люди.

Немцы, прежде чем уйти, взорвали церковь, заложив под нее много взрывчатки. Она стояла на самом высоком месте. Обозы оккупантов уже выдвинулись из села в сторону железной дороги с целью отступления. И вдруг с той стороны кто-то стал строчить по ним из пулеметов. То ли наступающие русские, то ли партизаны, то ли свои открыли заградительный огонь. Немцы вернулись назад и еще на целых девять месяцев остались в селе. Какие-то неизвестные сделали нам такой вот неприятный подарок. Так вот и получилось, что откат немецкой армии после Курской битвы застрял у нашего порога.

Ну а когда пришло освобождение, это просто не описать. «Наши» ведь не просто рядовое слово. Это – мир, надежда, обязательное будущее. Сладостное ощущение этого слова живет в душе до сих пор.

Часть домов после освобождения оказалась сожженной, часть – разобранной на блиндажи. Местность во многих местах была заминирована. И хотя по ней потом прошли саперы, сколько людей подорвалось. Вез, например, торф один из земляков, проехал большую дорогу – и ничего. А у собственного дома наехал на мину. И погиб. Жена стала вдовой, а дети сиротами. Или вот такой случай: подорвался трактор, ранило тракториста, пахавшего поле. Народ подбежал, смотрят, а там плуг еще две мины выкопал. У некоторых парней, разбиравших взрывоопасные предметы, оторвало то пальцы, то руку.