Под пристальным взглядом

Селиджан… Человек неуёмной отваги, которого родные и близкие считали погибшим. Сколько раз ходил Никита Михайлович с ним вместе в атаку, сколько раз стягивал бинтами из своего санитарного пакета раны товарища. Может, поэтому и звали их в батальоне – узбека и русского – братьями. Вот он, Селиджан Алимов. На фотографии. Молодой, подтянутый лейтенант. Снят после водружения Красного знамени над резиденцией Геринга. На обратной стороне карточки надпись: «Лучшему другу Егоренкову от Алимова (2 мая 1945 год)». А вот ещё фотография. Представительный пожилой человек в штатском сидит с Никитой Михайловичем и его женой Ниной Филипповной. Однако у пожилого Алимова те же добрые глаза, такая же милая улыбка. Фотография сделана совсем недавно, когда он, Селиджан, приезжал погостить к своему парторгу Никите Егоренкову на тихую станцию Судимир, что стоит на юге Калужской области.

…Станция Судимир. Примкнувший к железнодорожным путям посёлок, здание вокзала, газетный киоск на перроне – вот и все достопримечательности. Но идут сюда письма со всех концов страны: из Мурманска, Уфы, Алма-Аты, Ташкента. Пишут однополчане Егоренкова белорус Иосиф Карибский, башкир Исхар Гумеров, те, с кем свела его судьба на боевых перекрёстках при защите Советской Родины. Пишут красные следопыты, пишут историки.

«Никите Михайловичу! Если помните яркие эпизоды боев у имперской канцелярии, то опишите их. Генерал-лейтенант Рослый».

Яркие эпизоды… Они крепко остались в памяти. Вот бойцы батальона капитана Шаповалова разворачивают пушку, наводят на германский государственный герб, что «красуется» над входом в рейхсканцелярию. Гремит выстрел, и тут же:

– Ребята, за мной! – парторг батальона бросается вперёд. Злобно стучит пулемёт, падают боевые товарищи. Хоронясь за вывороченные плиты, Егоренков ползёт к канцелярии.

Вот он уже на крыше, над входом в логово Гитлера. Удар железным прутом по гербу – и орёл с паучьей свастикой падает на осколки щебня и кирпича. В громовом «ура» тонет треск пулемётов. Бойцы по поверженному гербу фашисткой Германии устремляются в здание. А над ними реет Красное знамя. Его подняла женщина Анна Владимировна Никулина, инструктор политотдела девятого корпуса.

После боя, дымя злой махоркой, солдаты шутили:

– Смотри, Никита, ты с этим орлом в историю попадёшь.

Слова оказались пророческими. Ныне орёл с фашистской свастикой, сбитый Егоренковым, кавалером ордена Красного Знамени, можно увидеть в Центральном музее Вооружённых сил страны.

Шёл со службы пограничник…

Самый первый раз Аннушка увидела Демьяна в тот день, когда её, тринадцатилетнюю девочку, забрал из детского дома и привёз на незнакомую железнодорожную станцию Степан Будяк. Стояло солнечное летнее утро. С «дядей Степаном», робко прижимая к груди узелок с вещами, вышла она из вагона и… утонула в разливах мелодий духового оркестра и огромной толпе народа.

Степан с Анютой растерянно оглянулись и увидели, что вслед за ними с поезда сходят четверо военных. Девочке сразу бросился в глаза тот, что шёл посередине – его поддерживали под руки, – бледнолицый, перетянутый ремнями, в красивой зелёноверхой фуражке. Это и был Демьян Ефимцев, пограничник, герой Хасана.

Они хотели было посторониться, пропустить военных вперёд, но толпа сомкнулась за ними, прижала к четвёрке. Анюта оказалась совсем рядом с тем, что шёл посредине. И тут она заметила, что на груди у него – орден Ленина, а на глазах – тёмная повязка. Из рассказов, услышанных после, Анюта узнала, что орден Демьяну вручал в Кремле будто бы сам М.И. Калинин, а глаза герой потерял в бою.

Девчонкой Анюта бегала на все встречи с Ефимцовым, которые устраивались в их округе, и, вероятно, ни один мальчишка, её сверстник, не знал тогда лучше пограничную службу, чем она. И всякий раз, когда Демьян начинал рассказывать о бое у высоты 558, сердце её начинало биться неровно и сильно. Как наяву, видела она блики на стальных штыках самураев, вынырнувших на рассвете из туманной пади, безжизненный провод телефонного аппарата, который связывал пограничный наряд с заставой, картины отчаянной, неравной схватки, слышала разрывы гранат и трескотню пулемётов. На миг, в тот самый момент, когда в ногах у сержанта Ефимцова разрывалась самурайская мина, на девочку обрушивалась кромешная тьма. Но открывала Анюта глаза, и мир и мир снова сиял вокруг неё красками. За окошком дома зеленела берёза, тянулись к солнцу в палисаднике мальвы, наливались соком в саду румяные яблоки. Мир ласкал радужным разноцветьем сидящих вокруг Ефимцова – всех, кто слушал его, но для него самого радость красок земных была закрыта навсегда. И боль сострадания пронизывала её сердце, когда солдат тяжело вздохнув, уходил со встречи.

По малолетству в те годы она не могла знать, конечно, что душа Демьяна тоскует не только по свету, но и по женской ласке, любви, которой ему испытать не довелось. Аннушка поймёт это после, когда самой придётся пройти через горнило войны, прошагать немало огненных вёрст в шинели солдата. Прошагать и снова вернуться в деревню Савино.