Под опасным солнцем

Лес расступился. Мы вышли на поляну, к старому кладбищу. Маленькие розовые тики, стоявшие среди надгробий из красного туфа, при виде нас скривились, как будто им надоело, что их слишком часто беспокоят.

— Когда Метани в очередной раз явился объясняться, в шесть утра, я ему не открыла. И сделала то, что надо было сделать давным-давно, вбила его имя в строку поиска. Там были десятки ссылок. Я глазам своим не верила. Здесь, на Маркизах, мы за французскими новостями не следим. Десятки статей, и во всех рассказывались одни и те же ужасы про татуировщика-насильника из пятнадцатого округа. Я видела фотографии двух изнасилованных и задушенных девчонок. Никаких доказательств, виновного нет, но почти во всех статьях упоминалось о том, что Метани Куаки отсидел четыре года за нападение с целью изнасилования на другую жертву.

Танаэ внезапно остановилась, схватила меня за руку:

— Я сразу поняла, что это правда! Я знала, что это он убил тех двух девочек. И знала, что он не перестанет убивать. Я читала отчеты психиатров и не могла поверить, в них говорилось о любовном разочаровании, о мести, все дело в том, что его бросила подружка, которую он отказывался назвать… Я! Речь шла обо мне. А Метани каждое утро и каждый вечер стучался в мою дверь. Иди сюда.

Чарли наконец нас догнал. По с Моаной отошли в сторону, чтобы дополнить свой бело-золотой букет нефритовыми лианами и сиреневыми орхидеями. Мы пробирались среди крестов и развороченных могил, перешагивали через круглые камни, густо обросшие мхом, если только это не были черепа предков, выкатившиеся из забытого мавзолея. Справа от нас лежала дверь той хижины, где прошлой ночью нашли тело Пьер-Ива.

— Я провела собственное расследование, — продолжала Танаэ. — Люди мне рассказывали. Я узнала, что три девушки пропали с тех пор, как Метани Куаки вернулся в Полинезию. Им было от восемнадцати до двадцати лет. Никаких следов, никаких известий. Здесь это может показаться обычным делом, непокорные девушки бегут из дома, вот только всякий раз их последней выходкой было — наперекор родителям сделать татуировку. И каждый раз татуировщик был заезжий, он знакомился с девочками на улице и ни имени не называл, ни адреса не оставлял.

Едва дыша, я спросила:

— Перевернутый Эната?

— Да, дорогая моя. А Метани по-прежнему каждый день стучался в мою дверь. И однажды утром я ему открыла.

Я думала, что мы остановимся на кладбище, но Танаэ, продолжая говорить, шла дальше через поляну.

— В то утро у меня в пансионе не было ни одного нового гостя. Я еще накануне вечером отвезла По и Моану к моей сестре Тепиу, она живет на Ханапаоа, а на обратном пути взяла у зятя охотничье ружье. Покрыла диваны в зале Маэва большими кусками маркизских тканей. Он сел, ничего не заподозрив. Я держала его на прицеле минут пятнадцать, и он успел признаться мне в пяти изнасилованиях и пяти убийствах. Одри Лемонье, Летиция Скьярра и те три девочки, на Моореа, Маупити и Ранжироа. А когда он попытался встать, я всадила пулю ему в сердце.

Танаэ остановилась. Я тоже. Чарли прошел вперед и своей тростью стал раздвигать лианы баньянов, чтобы под зелеными сводами образовался проход.

Я прислонилась к стволу. Не знала, что и думать теперь, у меня сбились все ориентиры. Что я должна была говорить? Как реагировать? Восхищаться? Возмущаться?

Танаэ подошла ближе и обняла меня.

— Знаешь, Майма, этот архипелаг называют землей мужчин, Фенуа Эната, но это неправильно. Здесь женщины сами улаживают свои дела. Никогда об этом не забывай! Не позволяй никому из мужчин украсть у тебя твою жизнь. Мы — принцессы, Майма. Мы — королевы. Мы — Маркизы! Иди сюда…

Чарли, размахивая тростью, прокладывал нам путь среди древовидных папоротников, мы снова погрузились в сумрак леса.

— Я понимаю, о чем ты думаешь. Что я должна была выдать Метани полиции. А дальше что? Он никогда ни в чем бы не признался. В крайнем случае отсидел бы еще несколько лет. А к моменту его освобождения По и Моане было бы примерно столько, сколько его жертвам. И он начал бы снова, Майма, начал бы. Надо было с этим покончить.

Она остановилась. Чарли тоже. У простого плоского камня, покрытого рыжеватым мхом, как будто камень был железным и заржавел.

— Я позвала Пито и Помаре. Они закатали тело Куаки в маркизскую ткань и зарыли его здесь. С тех пор больше никто ничего о нем не слышал.

Я глаз не сводила с темного камня передо мной. Значит, насильник, которого Фарейн искала много лет, лежал здесь — осужденный, приговоренный, казненный. Успела ли Фарейн найти его могилу до того, как ее убили? Кто ее убил?

Не Чарли и не Метани Куаки. Еще двоих подозреваемых можно было вычеркнуть из списка.

Кто остался?

Несмотря на улики, я все еще не могла поверить в виновность Клем, а тем более — Янна.

Кто тогда?

Элоиза?

Я снова вытащила телефон, надо же было их предупредить.

Чарли концом трости соскреб мох с плоского серого надгробия, стал виден петроглиф.

Почти неразличимый знак, вырезанный на камне.

Перевернутый Эната.

Под этим камнем лежал враг.

Моя бутылка в океане Глава 26

Из кухни слышен шум.