Под опасным солнцем

И здесь у каждого было свое место. У каждого своя сторона. Вещи Янна слева, Фарейн — справа. На полу то же самое. Кроссовки и сандалии Янна слева, босоножки, вьетнамки и кроссовки Фарейн — справа.

Обернулась. У каждого — свой уголок в постели, свое развлечение у изголовья. У Янна на тумбочке журнал про автомобильный спорт, у Фарейн сборник кроссвордов.

То, что я узнала о личной жизни моего капитана, меня окончательно добило. Что, все пары к этому приходят? Ничем больше не делятся? Ничего не смешивают? Все влюбленные в конце концов довольствуются сожительством, лишь бы оно было мирным и никто не лез на территорию другого?

Я никогда так жить не буду! А пока что не отказалась перешагнуть невидимую границу между моим капитаном и майоршей.

Сначала — правая сторона. Приподняла тонкую стопочку майоршиной одежды, дальше и лезть было незачем, вот она, рукопись! Чуть ли не на виду лежала. Красная картонная папка, прихваченная резинками, высовывалась из-под тряпок.

Название было написано на обложке.

«Земля мужчин, убийца женщин».

Я круче всех! Вне себя от возбуждения, схватилась за папку. Она тут же выскользнула. Слишком быстро. И показалась мне странно плоской.

Ох ты ж…

Я сдернула резинки. Красная папка была пуста. Внутри ничего, ни одного листочка.

Ну вот!

Разочарованная, я засунула папку под стопку одежды, пытаясь понять, кто мог до меня сюда явиться и украсть рукопись. И зачем — чтобы отнести ее ПИФу? Или, может, Пьер-Ив Франсуа сам ее забрал? Или — что больше похоже на правду — Фарейн взяла ее с собой, положила в сумку, никому и ничему не доверяя? Майорша, она предусмотрительная…

Еще некоторое время послонялась по комнате, руки так и чесались все перемешать, тряпки и зубные щетки, духи и обувь, носки и очки, но я удержалась, влезла на стул, ухватилась за балку и выскользнула через щель. В пансионе снова было тихо и спокойно, до террасы больше никаких звуков не доносилось. Никто не жужжал, не ржал, не кудахтал, и даже полицейские в телевизоре, похоже, все друг друга поубивали.

Я взяла курс на «Уа-Хука».

Способ я уже освоила и меньше чем через минуту стояла в бунгало Элоизы.

Внутри все домики одинаковые, здесь такая же кровать, такой же шкаф, такой же душ и такой же унитаз. Тем не менее мне показалось, что все здесь совсем другое. Начиная с того, что в комнате пахло ладаном.

До того как начать обыск, я отогнала чувство вины, которое постепенно на меня наваливалось. Мысленно проговорила все веские причины, заставлявшие меня действовать украдкой, никто не нашел бы что на это возразить: я стараюсь ради правого дела, я хочу разоблачить убийцу, полиция действовала бы в точности так же, я только ей помогаю. Быстро сложила в другой пластиковый пакет зубную щетку и пасту, щетку для волос и пинцет.

На этом можно было остановиться.

Или почти…

Я не смогла удержаться, открыла шкаф, высматривая все, что могло побольше рассказать мне о личности самой загадочной из пяти.

Гардероб Элоизы ни о чем мне не говорил.

Или почти…

На полке были сложены легкие платья, яркие парео, юбки в этническом стиле, топы с лайкрой, все эти одежки выглядят сексапильно только на красотке, которой удается сделать вид, будто она нацепила первое, что под руку подвернулось. И с бельишком так же? С кружевными трусиками и ночнушками, которые я нашла в боковом кармане ее чемодана? Мужчины, наверное, от таких с ума сходят.

Может, Элоиза притворялась? Днем — в унынии, ночью — без комплексов?

Я все это отмечала. Быстро просмотрела штуки для рисования на другой полке — тюбики гуаши, пастель, мелки, кисти (одну я сунула в пакет вместе с тюбиком сиены) — и шагнула к кровати. На тумбочке лежала только одна книга.

«Вдали от покоренных городов» Пьер-Ива Франсуа, издательство Серван Астин.

Я смутно припомнила, что это самая известная книга ПИФа, та, за которую он отхватил кучу премий, или, может, всего одну, но солидную. Страницы книги покоробились, не так, как если бы книгу уронили в бассейн, но достаточно, чтобы понять, что их сотни раз переворачивали, читали и перечитывали, пока их вот так не повело.

Я села на кровать, открыла роман, мне уже стало интересно. Уголки некоторых страниц были загнуты, отдельные фразы подчеркнуты, целые абзацы обведены. На мгновение мне невольно вспомнился толстый Пьер-Ив, с его кабаньей прожорливостью и нудными поучениями… И тем не менее такая красивая девушка, как Элоиза, и, наверное, тысячи других во Франции и по всему миру часы и ночи напролет грезили над словами, которые сумел сложить этот тип.

Я улыбнулась, представив себе, как Элоиза впервые оказалась лицом к лицу с Пьер-Ивом, а мои пальцы тем временем листали книгу и вдруг остановились.

В книге лежала закладка. Заложена страница 123.