Под опасным солнцем

Янн смотрел, как Фарейн спокойно и методично разрезает ананас. Она даже фрукты на дольки резала с почти что хирургической тщательностью. Разве можно представить ее себе в роли будущей жертвы? Его жена никогда ничего не оставляла на волю случая и никогда не отступалась, у нее не бывало ни проколов, ни ошибок. Ни разу. Для нее невозможно было закрыть дело о двойном убийстве Летиции Скьярра и Одри Лемонье до тех пор, пока убийца не будет найден, и уж тем более она не могла смириться с тем, что потенциальный убийца разгуливает на свободе. Ее так неотступно преследовала мысль об этом, что она написала роман, который у нее украли. Так неотступно, что она отправилась за пятнадцать тысяч километров от Парижа, чтобы закончить свое расследование и забрать свою рукопись!

Твоя жена — следующая по списку.

Только не в том случае, если этот список составила Фарейн.

Как бы там ни было, последнее слово напишу я!

Янн всматривался в суровое лицо жены, в ранние морщинки. Взгляд у нее был пронизывающий — лазерный луч, способный с одинаковой легкостью исцелить или казнить. От нее исходила сила.

Сила, которой сам он не обладал, которой он восхищался и которую в конце концов возненавидел…

Янн знал, что думали все сидевшие за столом. Что майор Фарейн тоже может оказаться убийцей.

А он? Может ли мужчина, хотя бы и жандарм, подумать такое о своей жене?

Может ли он так думать если все еще любит ее?

А он все еще ее любит?

Твоя жена — следующая по списку.

Фарейн, с ее голубыми глазами и едва заметными холмиками грудей.

Да, он все еще любил свою жену, — во всяком случае, все еще достаточно любил, для того чтобы ее защитить.

Даже если она подозреваемая, и в особенности если она подозреваемая.

Любил настолько сильно, что готов был провести собственное расследование, лишь бы защитить ее.

До такой степени, что ради того, чтобы ее защитить, он не позвонил в полицию Папеэте.

Дневник Маймы Скатертью дорога

Бум!

Мама положила, вернее, бросила на стол телефон, чтобы нарушить тишину и заставить присутствующих встряхнуться, выдернуть всех из задумчивости.

Мне нравится, когда мама проделывает такие штучки!

— Так вот, — начала она, — насколько я понимаю, полицейские с Таити сообщат нам, когда они вылетят из Папеэте, и после этого нам придется еще сложа руки дожидаться их четыре часа. Чем вы думаете заняться? Будем играть в белот? В бинго? Или разойдемся, будто монашки, по своим кельям, займемся писаниной и будем молиться святому Пьер-Иву? У меня есть другое предложение!

Все взгляды обратились к маме, только Янн глаз не сводил со своей Фарейн. Обожаю, когда Эмбер устраивает шоу!

— Я только что арендовала внедорожник, — продолжала моя мать-миллионерша. — Пикап «тойота-такома». Поедем в Пуамау. И развеемся, и обидно не побывать на самом красивом пляже и не увидеть самый прекрасный археологический памятник острова. Лично я еду и приглашаю всех желающих.

Мама одним глотком допила пиво и, не дав никому времени ответить, прибавила:

— Это примерно в часе езды отсюда, нам надо вернуться к шести, чтобы встретиться с Серван Астин, так что не тяните время, девочки!

Все встали. Похоже, все собрались ехать. Обстановка мгновенно разрядилась, словно террасу «Опасного солнца» внезапно продуло пассатом.

Отлично справилась, мама!

— Оставьте все, мы уберем, — сказала Танаэ.

По с Моаной начали составлять тарелки, но я оказалась проворнее, взяла плетеную корзину, бумажную салфетку и уже собиралась положить в свою корзину четыре вилки, по одной от каждой, даже мамину вилку и…

Мама схватила меня за руку:

— Ты остаешься!

С чего это она вдруг?

Я попыталась сопротивляться, как будто хотела во что бы то ни стало помочь убирать со стола, но мама оттащила меня на метр в сторону.

— Постой минутку спокойно! Ты считать умеешь? Нас четверо плюс этот муж, так что ты в машине не поместишься. (Я слышала, как По и Моана с грохотом высыпали в мойку столовые приборы.) Тебе в любом случае лучше побыть с девочками твоего возраста. Обещаешь, что никуда не уйдешь?

Я сдалась без боя. Уж лучше бы она пощечину мне влепила.

Мама, я все поняла, если хочешь, я пообещаю, со слезами стыда и ярости пообещаю вести себя примерно, сидеть с Танаэ, никуда не уходить, читать, нанизывать бусины и ракушки, чистить плоды хлебного дерева, ощипывать цыплят, все что угодно, мне без разницы, лишь бы только ты, мама, побыстрее отсюда убралась, загрузила в багажник пикапа упаковки пива и отправилась надираться на другой конец острова.

Я обещаю все что угодно.

— А теперь отпусти меня!

На столе ничего не осталось.

Странно — хотите верьте, хотите нет, но никогда еще так быстро не убирали со стола.

* * *

Мама отпустила мои руки. Я не сдвинулась с места, так и стояла, стиснув кулаки. Она меня унизила.

Все понятно. Мама решила напомнить мне, что я всего-навсего малявка. И, проявив власть, потеряла ко мне всякий интерес. Расхаживала по террасе, покачивая бедрами, как шлюха.