Читаем Под небом Новгорода полностью

Сейчас же он просил святую Деву дать ему силы вынести долгую церемонию. Прежде чем прочесть апостольское послание, архиепископ обернулся и обратился к Филиппу:

— Бог является создателем всего существующего. Он соединяет нас собой через веру, надежду и милосердие. Только он может дать нам высшее блаженство через общение с вечным добром, коим является он сам. Мы обязаны поклоняться Богу и любить его. Филипп, признаешь ли ты Отца, Сына и Святого Духа единым Богом?

— Признаю.

— Хочешь ли ты поступать согласно церковным законам?

— Хочу.

— Хочешь ли ты защищать святую Церковь и ее пастырей?

— Хочу.

Затем заговорил Генрих:

— Прежде всего, мой сын, я советую тебе любить Бога, бояться его и выполнять все его заповеди. Управляй Божьими храмами и защищай их от развращения и нечисти. Будь терпим к младшим братьям и сестрам, племянникам, племянницам и другой родне. Почитай священнослужителей, как своих отцов. Обращайся с народом, как со своими детьми. Принуждай гордецов и злых людей следовать правильным путем. Будь утешителем бедных и набожных монахов, живущих в обители. Не гони никого из твоих земель без видимой причины. Будь безупречен перед Богом и людьми.

Затем ребенку принесли изложенные на пергаменте основные положения, которых он должен придерживаться. В полной тишине Филипп ломким голосом прочитал:

— Я, Филипп, долженствующий вскоре, благодаря Богу, стать королем франков, в день коронования обещаю в присутствии Бога и святых сохранить за каждым из вас, мои подданные, канонические права, закон и правосудие, с помощью Бога, насколько я смогу. Я буду все делать с усердием, которое король должен проявлять в своих владениях в пользу каждого епископа и Церкви, ему порученной. Своею властью я дарую надлежащие права также и народу.

Поставив подпись, Филипп отдал пергамент архиепископу, который также подписался. Архиепископ стоял в окружении папского легата, Гуго Безансонского и двадцати девяти епископов. В их числе были постаревшие Роже Шалонский и Готье из Мо, верные друзья Анны.

Затем Жерве взял пастырский посох святого Реми и, указывая им на присутствующих, мягко сказал:

— Мне, Жерве, архиепископу Реймскому, Божьей милостью и по милости папы Виктора, дана власть помазать Филиппа королем. Властью, данной мне, я, архиепископ Реймский, объявляю Филиппа королем Франции с согласия его отца, Генриха, здесь присутствующего.

Тогда приблизились папские легаты, архиепископы, епископы, аббаты и причетники, утвердившие избрание. За ними последовали Ги, герцог Аквитанский, Гуго, сын и представитель герцога Бургундского, посланцы графов Фландрского и Анжуйского, графы Рауль де Крепи, Хюбер де Вермандуа, Ги де Понтьё, Гийом Буассонский, Фульк Ангулемский, Альдеберт де ля Марш, Бернар, Роже, Манассес, Гильдуэн и виконт Лиможский. Наконец рыцари и народ, собравшиеся в храме, утвердили избрание, крикнув:

— Мы подтверждаем, мы хотим, чтобы было так!

Как и его предшественники, Филипп подписал первый ордонанс, утверждавший во владении принадлежавшим имуществом церковь Святой Марии. Согласно обычаю, архиепископа назначили хранителем печати.

После того как королевский указ был скреплен печатью, началась церемония коронования. С расшитой золотом подушки Жерве взял меч Карла Великого и передал его Генриху. Тот поцеловал рукоять меча и, повернувшись к сыну, произнес ритуальные слова:

— Прими этот меч, данный тебе Божьей властью и могуществом, чтобы прогонять Христовым именем дурных христиан из французского королевства и сохранять мир среди верующих, порученных тебе.

Стоя лицом к присутствующим, Филипп поднял двумя руками меч, потряс им, держа его острием вверх, затем положил его на алтарь. Этим жестом он признавал себя вассалом Бога. Причетники сняли с Филиппа золотую повязку, мантию и платье, развязали ворот рубашки, обнажив плечи и грудь. Все сдерживали дыхание, взволнованные хрупкостью ребенка, на которого должна была лечь тяжесть короны. Приор монастыря Сен-Реми подал архиепископу сосуд с миррой и золотую иглу. Иглой Жерве уронил каплю в серебряную, покрытую золотом чашу. Кончиками пальцев, смазанных миррой, он начертал крест на лбу, от правого уха к левому, на макушке, на груди, между плеч, на сгибах и сочленениях рук нового короля. Присутствующие встали на колени и молча помолились.

Закончив молитву, все встали. Двенадцать пэров подошли к священнику. Он передал Филиппу перстень и сказал:

— Возьми перстень, в знак святой веры, единства королевства и усиления могущества. Благодаря ему ты сможешь прогнать врагов, собрать воедино подданных, чтобы те всегда пребывали в католической вере Иисуса Христа, нашего Господа. Аминь.

Потом Жерве взял с алтаря скипетр и вложил его в руку Филиппа.

Филипп опустился на колени.

Тогда архиепископ взял большую золотую корону Карла Великого, украшенную рубинами, сапфирами и изумрудами, поднял ее над головой юного короля. Тотчас двенадцать пэров поддержали корону рукой, образуя круг около монарха.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека исторической прозы

Остап Бондарчук
Остап Бондарчук

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза
Хата за околицей
Хата за околицей

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза
Осада Ченстохова
Осада Ченстохова

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.(Кордецкий).

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза
Два света
Два света

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза

Похожие книги