Читаем Под небом Новгорода полностью

Путь до Праги был ужасным: снег, дождь, грязь, опрокинутые повозки, застрявшие в грязи возки, нападения волков и разбойников, больные воины, еле державшиеся на лошадях; женщины и пастыри стучали зубами от холода, несмотря на укутывавшие их меха…

Измученная стенаниями придворных дам и стонами Елены и Ирины, метавшихся в жару от лихорадки, Анна все же старалась не обращать внимания на непогоду. Она ехала верхом рядом с Госсленом де Шони, к которому чувствовала расположение, несмотря на его ворчливость и подозрительность. Госслен восхищался выносливостью девушки, что весьма забавляло Анну, которая нарочно преувеличивала свое безразличие к проявлениям стихии. Она никогда, однако, не отказывалась пригубить напиток, состоящий из смеси вина, пряностей и меда (куда также опускался раскаленный меч). Чудодейственное это снадобье позволяло отряду выдерживать пронизывающий холод. Шони узнал состав этого питья от одного монаха-вора: монах, ревниво оберегавший секрет, выдал его в обмен на сохранение жизни. Первая чаша чудесной жидкости согревала все тело, с головы до ног; вторая вызывала приступ веселья, ну а третья… несмотря на горячие просьбы, Анне так и не удалось отведать эту третью чашу.

Отряд с трудом продвигался вперед по зловещим и унылым местам (населенным, как говорила, крестясь, Елена, только лишь духами и злыми русалками). Кормилица уверяла, будто здесь бродит Святополк, убивший детей Владимира Великого — Бориса и Глеба. Святополк якобы сошел с ума от мучений, ниспосланных в наказание за ужасное злодеяние. Его проклятая душа кружилась над обозом, вызывал бури. Чтобы успокоить духов, епископ Готье читал молитвы, отгонявшие дьяволов и возвращавшие проклятых в ад.

* * *

В Праге воды Вислы уже вовсю поднялись и несли огромные льдины. Бретислав I по настоятельной просьбе папы Леона IX гостил у императора Генриха III. Французские прелаты высказали свое неудовольствие пражскому епископу. Осаждаемый со всех сторон просьбами о помощи, епископ не проявил должного уважения к своим собратьям. равно как и к невесте французского короля, передав их всех заботам священников более низкого ранга.

Через два дня, несмотря на болезни и непогоду, отряд двинулся дальше.

* * *

Переход до Нюрнберга прошел без приключений. Герцог Баварский выслал навстречу будущей французской королеве большое представительство во главе с епископом Нюрнберга. Он также передал дочери Ярослава извинения герцога, находившегося сейчас при императорском дворе, и выразил сожаление по поводу того, что принцессу не могут принять в городе. Анну, ее служанок и мамок отвели в герцогские покои. Девушка с удовольствием выкупалась в душистой воде: было так приятно вновь вымыться и надеть на себя свежее белье.

Анна вспомнила, что мать ее Ингигерда очень почитала святого Себальда, особо любимого германцами, которые считали его одним из своих первых апостолов. Говорили, будто на его могиле творятся чудеса. Анна захотела отправиться туда, чтобы помолиться, в сопровождении Елены, двух оруженосцев и проводника. Хотя Госслен де Шони и возражал, но пришлось ему подчиниться девушке. Впрочем, церковь, где покоился святой, была недалеко от собора. Анна села на Молнию, и маленький отряд медленно двинулся в путь.

Стояла хорошая, хотя и холодная погода. Вслед за проводником проехали через городские ворота, пустили лошадей рысью, а потом поскакали галопом по небольшой равнине. И наконец оказались в лесу, где верхушки деревьев закрывали небо. Елена удивленно спросила у проводника, не сбились ли они с пути? Ведь ей говорили, что погребение находится в самом городе. Проводник отрицательно покачал головой. Увидев, что ни ее хозяйка, ни оруженосцы не проявляют беспокойства, Елена пожала плечами, решив, что она, вероятно, ошиблась.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека исторической прозы

Остап Бондарчук
Остап Бондарчук

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза
Хата за околицей
Хата за околицей

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза
Осада Ченстохова
Осада Ченстохова

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.(Кордецкий).

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза
Два света
Два света

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза

Похожие книги