Под небом Индии

Они находились в женском отделении, расположенном в алькове – круглом балконе с шуршащими бархатными занавесками, – прямо над Тронным Залом. В воздухе витал запах роскоши, сандалового дерева и талька. Повсюду шуршали расшитые золотом дорогие сари, тяжелые и безумно неудобные.

Перегибаясь через край балкона и глядя немного вправо, Сита могла видеть своего отца, сидевшего среди благородных родственников короля, сразу за английскими аристократами и правителями других королевств, приехавшими выразить свое почтение.

Выпрямив спину, отец Ситы с чопорным видом восседал в своем кресле, а его усы, которыми он чрезвычайно гордился и которые каждый день смазывал маслом, покачивались каждый раз, когда слуги взмахивали опахалами. Тело отца было неподвижным.

Когда Сита была маленькой, она с восторгом смотрела, как слуга смазывает и накручивает отцу усы, пока они не начнут блестеть.

«Я могу вам помочь?» – спросила однажды Сита.

«Что ты здесь делаешь?!» – заорал отец, вздрогнув.

Слуга поскользнулся, и масло пролилось отцу на щеки, придав блеск его разъяренному лицу.

Сита улыбнулась.

«По-твоему, это смешно?!» – проревел отец.

Сита со всех ног бросилась прочь и потом долго плакала на руках у айи. Успокоить девочку смог только фирменный пудинг поварихи – молочный, с огромными изюминами.

В самом центре зала плясуны извивались в танце под аккомпанемент музыкантов, однако почти никто не обращал на них внимания; причудливое сочетание звуков, издаваемых фисгармониями, винами, таблами, ситарами и сантурами, сливавшееся с перезвоном браслетов на руках и ногах танцовщиц, служило лишь фоном для главного события – благословения короля.

Другие юные девочки сидели рядом с Ситой тихо и застенчиво; их руки были сложены на коленях, а прически выглядели безупречно.

Волосы Ситы уже успели растрепаться. Новое, купленное специально для этого случая багрово-золотое сари сбилось набок, а аккуратно уложенные в косу волосы падали на лоб жирными пучками, пахшими втертым в них маслом амлы.

От надетых по настоянию матери украшений у Ситы чесалось все тело. К счастью, присутствовавшие в женском отделении служанки то и дело взмахивали большими опахалами, на которых были искусно нарисованы сцены божественных битв; впрочем, они делали это недостаточно часто для того, чтобы создать ощущение комфорта. Сита чувствовала, что пудра, которую ей опять нанесли на лицо вопреки ее воле и по настоянию матери, стекала вместе с по́том.

Девочка сосчитала надетые на присутствовавших короны и мысленно присудила приз за лучший королевский наряд – его получил принц, сидевший рядом с отцом.

«Может ли принц получить приз за лучший королевский наряд?» – спросил бы Кишан, если бы они играли, как делали это раньше, до того как он уехал в школу и все изменилось.

Сита закрыла глаза, стараясь выбросить из головы мысли о брате и его предательстве. Усевшись поудобнее, она вдохнула запах духов, самомнения, пота и праздника. Остальные девочки, даже самые маленькие, сидели неподвижно; их волосы были украшены жасмином, а на запястьях блестели золотые браслеты. Эти девочки выглядели чинными, восторженными и послушными.

– Немедленно прекрати!

Сите на бедро легла тяжелая влажная рука матери. Девочка сама не заметила, что начала покачивать коленями. Лучшее сари матери промокло под мышками от пота, и напоминавшая летний закат мерцающая персиковая ткань стала темно-оранжевой. Лицо женщины блестело от пота. Похоже, ей было так же некомфортно, как и ее дочери. Должно быть, матери сейчас хотелось оказаться в хорошо проветриваемой столовой, где она попивала бы чай с имбирем и кардамоном, закусывая пакорой и следя своими глазами-бусинками за служанками, одна из которых массировала бы ей ноги.

– Ма, мне нехорошо.

Взгляд матери был пронзительным, словно она хотела заглянуть в заблудшую душу Ситы. Она знала, что у ее дочери талант притворяться больной – талант, которому Кишан очень завидовал в те времена, когда они с сестрой были союзниками.

– Найди уборную и, раз уж ты все равно туда пойдешь, умой лицо: у тебя потекла пудра, – а затем немедленно возвращайся, – сказала мать хриплым лающим шепотом. – И не вздумай задерживаться!

Сите не нужно было говорить дважды. Сегодня с ней не было гувернантки – приглашения получили лишь члены их семьи, – так что впервые со дня своего неудавшегося побега она наконец-то сможет побыть одна, не ощущая на себе пристального взгляда гувернантки и не слыша ее тяжелой поступи. Сита наслаждалась свободой. Ее книги – те, что ей удалось стащить у Кишана, и пара томиков, подаренных Мэри, – пылились под кроватью рядом с деньгами, ее приданым, украденным из сейфа в отцовском кабинете. Сита могла отдохнуть от общества гувернантки лишь в послеобеденные часы, когда та отправлялась вздремнуть, полагая, что Сита поступает так же. Но часа было слишком мало для чтения; к тому же всегда оставался риск, что гувернантка захочет проверить, как там ее подопечная, а по ночам девочка не зажигала свечу, боясь, что кто-нибудь увидит в ее комнате свет и обнаружит тайник.