Под маской скомороха

«Такое дорогое оружие, – подумал Истома, – могло принадлежать только боярину, в особенности меч». Подобных мечей ему прежде не доводилось видеть, хотя у отца и дяди Нефеда было много разного воинского снаряжения. Любой боярин обязан быть хорошо обученным воином, поэтому владеть мечом, а также стрелять из лука, Истому начали учить едва он крепко встал на ноги. Истома не мог видеть клинок меча отшельника, который покоился в дорогих старинных ножнах (что они древние, юный боярин понял по их отделке), но всего лишь одна рукоять с большим драгоценным камнем в навершии стоила целого состояния. В пещере старца хранилось настоящее сокровище, потому-то он и принял меры против татей и вообще нехороших жадных людей, готовых отобрать у нищего последнюю полушку.

– Располагайся, – приветливо сказал отшельник, предлагая Истоме один из табуретов. – Надо бы откушать, уже обеденное время. Небось проголодался?

– Есть маленько… – не без смущения признался Истома.

Утром он поел только печеных грибов, запив взваром из ягод, и намеревался по возвращении в свою обитель поджарить рыбки из вечернего улова.

Отшельник сноровисто поставил на стол кувшин с каким-то напитком, миску с медом в сотах, тарелку с жареными хариусами и – у юного боярина невольно потекли слюнки – положил недавно испеченный пышный калач. Истома уже много дней не ел хлеба; он даже начал сниться ему в разных видах – пироги, куличи, пряники, блины… Видимо, Феодосия время от времени кто-то навещал и приносил с собой муку.

Так и началась их совместная отшельническая жизнь. Феодосий не стал скрывать, что он боярин. Но какая беда или надобность подвигла его на отшельничество, он не говорил. Что касается Истомы, то и он помалкивал о своем горе, а также о том, по какой причине таится вдалеке от людей. Они молча сговорились до поры до времени не касаться этого сугубо личного вопроса.

Погода стояла теплая – осень с ее холодами и дождями в этом году явно задерживалась. Поэтому они часто сиживали у пещеры отшельника, откуда открывался великолепный вид (она находилась выше, чем обиталище Истомы), и юный боярин внимал речам старца, который был рад без памяти, что у него появился такой благодарный и грамотный слушатель и собеседник, с которым можно обсуждать любые, самые возвышенные темы.

– …Если человек отрекся от мира и посвятил себя Богу ради покаяния, то он не должен допустить помысел смущать себя, представляя, будто не получит прощения в прежних грехах. Но нельзя пренебрегать и заповедями Божьими, возвращаясь к прежним грехам, потому что без сего и прежние согрешения не простятся.

Иногда Истоме казалось, что Феодосий в чем-то пытается убедить не его, а самого себя. Иногда наставления отшельника были столь туманными и запутанными, что в них, наверное, не разобрался бы и дьякон Есиф, а не то что отрок-недоучка. Но Истома все равно слушал неторопливые речения старца с большим вниманием и удовольствием, потому что они действовали на него как целительный бальзам на открытую рану.

– Люби всякий подвиг телесный – и укротятся страсти. Не угождай себе ни в чем. Оплакивай постоянно грехи свои. Отвращайся лжи, ибо она отгонит от тебя страх Божий. Не открывай своих помыслов пред всеми. Руки твои упражняй в труде и рукоделии – и страх Божий будет сожительствовать тебе. Не увлекайся воспоминанием сделанных тобою проступков, дабы не возобновились в тебе грехи твои. Возлюби смирение, и оно покроет тебя от грехов твоих. Так живи, как бы каждый прожитый тобою день был последний в жизни, и не согрешишь пред Богом. Во всяком месте и деле избегай уныния и лености, чтобы не быть угнетенным силою врага. Труд, нищета, странничество, удручение тела и молчание рождают смирение. Смирением же испрашивается прощение всех грехов…

Смирение! Как можно смириться с той несправедливостью, которую учинила боярыня Марфа Борецкая?! Если дядя Нефед был виноват в гибели ее сыновей, то ему и ответ держать. Но в чем повинны были дети малые, братья и сестра Истомы?

«Нет уж, – мстительно думал Истома, – не дождется от меня боярыня смирения! Она должна ответить за все свои злодеяния. Должна!»

– Остерегайся порицать кого бы то ни было – ни явно, ни в сердце твоем, – поучал Феодосий, который постепенно вошел в роль наставника. – Человек должен непрестанно изливать молитвы пред Богом с великим смирением сердца и удручением тела. Не увлекайся похвалами человеческими и не падай духом…

Странное дело, отшельник все время говорил о смирении, втолковывал Истоме разные божественные истины, которые должны были сделать его агнцем, однако в душе юного боярина все больше и больше просыпалось чувство неудовлетворенной мести, которое сжигало, пожирало все то доброе, что в ней еще оставалось. Однажды в каком-то неистовом порыве, не владея своими чувствами, он рассказал отшельнику о своем горе и о том, кто виновен в том, что ему приходится скрываться в дикой глуши.

– Марфа?! – вскричал Феодосий. – Это все сделали ее люди?! Это они убили твоих родителей? Нет, такого не может быть!

– Клянусь, как перед Богом! – с горячностью ответил Истома.